«Всесоюзный староста» двигался вверх по Волхову. День шел на убыль, солнце все ниже склонялось над лесами, мимо которых плыл сейчас «Всесоюзный староста», а Митя стоял у поручней один и легко представлял себе, как из такого леса к такому берегу спускается дружина в кольчугах, как мохнатые лошади с длинными гривами, пофыркивая, тянут к холодной черной воде чуткие ноздри, а из омута на усталого князя смотрит, сидя под корягой, лукавый обманщик и нежданный покровитель — водяной. Ничего подобного на берегу Невы Мите в голову не приходило, а тут явилось само собой… Очень уж подходящие они проплывали места… Может, и правда, здесь живет такое?
И тут к Мите подошел один веселый — это сразу было видно, что веселый, — парень и сказал:
— Ну что, моряк, скучаешь? Показать пароход-то? А? Хочется ведь? По глазам вижу, что ничего еще не знаешь.
И так он весело он это сказал, так не обидно, что Митя ничуть и не обиделся. «А ведь и правда я ничего о пароходе не знаю», — вдруг с облегчением, что не надо притворяться бывалым моряком, подумал Митя.
— Ну, хочешь?
— Хочу.
— Пойдем.
Они спустились на ту палубу, которая, когда отходили, была вровень с пристанью. Потом спустились еще на одну — еще ниже. Потом парень открыл какую-то железную всю в поворотных крюках дверь — и Митю обдало таким шумом и грохотом, какого он в жизни еще не слышал, а прямо перед ними почти отвесно вниз уходил железный, добела натертый подошвами трап. Да так глубоко! Глядя на пароход с берега, Митя мог представить, что тот глубоко погружен в воду, но тут трап уходил, как в котлован, и веселый парень, а за ним и Митя все спускались и спускались и никак не могли долезть до низа.
От грохота, который теперь уже слышался не снизу, а отовсюду, Митя сразу оглох. Колоссальные стальные колеса и шатуны двигались совсем рядом. Быстро и плавно, вздымаясь и опадая, с чавканьем и хрипом — вперед и назад. А какой-то страшной толщины круглый шток без устали вдвигался и выдвигался из круглого чугунного барабана. И все это было намасленное, горячее, могучее… Мите казалось, что, попади сейчас между этими деталями что-нибудь живое: мышь, корова, даже слон, эти чудовищные детали и не почувствуют и все так же, чавкая и хрипя, размеренно и могуче будут выполнять свою, в едином ритме задуманную работу.
Митя с веселым парнем, который кричал ему на ухо что-то, что Митя совершенно не мог расслышать, стояли сейчас на ребристом железном переходе прямо над рычагами и кривошипами, и Митя, содрогаясь, подумал: «А если нечаянно поскользнешься?!» Ужасно, устрашающе огромна была эта машина…
