Правило номер один, которое Генри заставил ее затвердить много лет назад, гласило: никаких личных чувств, пока ты на работе. До сегодняшнего вечера соблюдать его было совсем нетрудно. Но раз уж у нее вообще появился соблазн нарушить запрет, это могло означать лишь одно: во всем виновато «Шато-Дю-Как-Его-Там». Она явно выпила на бокал больше, чем следовало.
После многозначительной паузы Эдуард произнес с подкупающей вежливостью, доходившей до самого ее сердца:
– Мне не хотелось бы вас обидеть, но… могу я сказать вам нечто личное?
– Обидеть? Я уверена, что вы на это не способны.
– Я лишь хотел заметить, что у вас совершенно особенный аромат… тонкий букет, если можно так выразиться. Он напоминает мне лучшие марки вин. Раз услышав, я его никогда не забуду.
Она стояла, прислонившись к стене. Эдуард был на полголовы выше и теперь склонился над ней, опираясь рукой о низкую притолоку двери у нее над головой. Его признание в том, что он ощущает «тонкий букет», ее ничуть не удивило: она тоже слышала его аромат. Никаких сомнений, это действительно была лавровишневая вода.
– И как бы вы определили сущность этого «тонкого букета»? – спросила она беспечно, хотя втайне почувствовала себя польщенной.
Он сложил большой и указательный пальцы щепоткой. Ей этот жест показался утонченным, набожным и в то же время безумно волнующим.
– Запах и его сущность – это совсем не одно и то же. Запах сам по себе… это хорошее мыло с абрикосовой или апельсиновой отдушкой. Думаю, речь идет об абрикосе. Но вот сущность…
Сестра Августина ждала, затаив дыхание.
– Его сущность я определил бы как… дуновение благодати.
Она ахнула. Эдуард Кордова напрягся, чутко прислушиваясь. Его черные брови сошлись на переносье.
– Что-то не так?
– Благодать, – прошептала она с долгим вздохом. – Вы угадали мое имя. Грейс[4] – так меня звали до того, как я дала обет.
– Какое поразительное совпадение!
Лицо Эдуарда Кордовы придвинулось так близко, что она различила жилку, бьющуюся у него на шее чуть ниже левого уха. Ей хотелось коснуться кончиками пальцев одной из чарующих ямочек в уголках его чудесного рта. В синих стеклах очков отражались ее собственные полуоткрытые губы и полные телячьего восторга глаза. Это ее немного отрезвило.
– Спокойной ночи, – прохрипела она. На сей раз «очаровательная хрипотца» гласных была ясно слышна даже ей самой.
– Спокойной ночи.
Но он так и не сдвинулся с места, поэтому она тоже решила не шевелиться.
– Это был незабываемый вечер. Спасибо, что провели его со мной.
