— Тот, кого мы ищем, не появлялся. На самолете прилетел толстяк и поужинал со стариком и великаном телохранителем. Они поговорили, потом толстяк улетел.
— Майкла не было? — переспросил Жан-Пьер. — Возможно, мы упустили его в городе. Вернемся туда утром. Но сначала придется вернуться в этот говенный мотель. Я устал до предела.
Роберт опустил мачете между сиденьем и дверцей. Сложил на груди руки.
Жан-Пьер смотрел вперед. Его горбатый клювообразный нос четко вырисовывался на фоне ночи, а чахлая поросль на подбородке смахивала при свете луны на пух одуванчика. Он повернул ключ зажигания, и двигатель пикапа ожил.
— Бога ради, Робе-ер, — сказал Жан-Пьер, произнося его имя на французский манер. — Может, ты оденешься? Я не могу везти в машине голого человека. А вдруг мы встретим полицейских? А вдруг…
Он все говорил, но Роберт уже не слушал. Он улыбнулся темному лесу, когда пикап тяжело вполз на шоссе.
Он чувствовал, что они сюда вернуться. Скоро.
Майклу Шеффилду малость полегчало. После каждой ночи, проведенной в этом пыльном захолустье, он мучился тяжелейшим похмельем, против которого здесь было одно лекарство — «Кровавая Мэри».
По настоянию хозяина ранчо, генерала Эразма Гомы, верховного главнокомандующего Республики Нигер, они каждый вечер пили за всех и вся. Прежде чем тучный генерал валился со стула, он иной раз успевал даже поднять тост за тех коров, которые были его любимицами в детстве.
Дипломатия требовала, чтобы Майкл не отставал от генерала в количестве опрокинутых стаканов, а мужское достоинство, само собой, требовало, чтобы в ход шел только «Чивас Регал». Ничто другое не годилось. Майкл больше любил вино, и поэтому в том числе ему нравилась Северная Калифорния. Но Гома заявил:
— Вино — для женщин! Мужчины пьют виски!
И точка.
Пара стаканчиков «Кровавой Мэри» по пробуждении, и Майкл опять воскрес к жизни. Он уже чувствовал себя значительно лучше.
Накануне вечером он был слишком пьян, чтобы сполна насладиться дарами генерала Гомы, ждавшими его в спальне, — широкобедрой, полногрудой, угольно-черной, как сам генерал, красоткой и хрупкой юной азиаткой, купленной, скорее всего, на рынке рабов, который до сих пор существовал в этой части света. Обе оказались горячими штучками. Когда утром Майкл покидал спальню, женщины спали под красной атласной простыней, прижавшись друг к дружке, как щенки. Он с нетерпением ждал момента, когда в его голове перестанут стучать тамтамы и он будет в состоянии присоединиться к ним.
