Вообще мои предки любят произносить это — «в струю» — нарочито громко и презрительно, видимо полагая, что так я быстрее уясню себе всю его ничтожную сущность. А может, эти звуки для них из иностранного языка, и они, как диковатые туристы, воображают, что если орать погромче, их скорее поймут.
Правда, они подписывают кучу разрешительных бланков, которые я оставляю им каждую неделю. (Поскольку я несовершеннолетний, им приходится давать разрешение на то, чтобы транснациональные компании пользовались моими мозгами.) И, судя по всему, они вроде как не против свободной одежды, современных телефонов и прочей новомодной электроники.
— Не знаю, мам. Думаю, часть Чайна-тауна в струе, а часть нет. Я не собираюсь там ничего высматривать, просто у меня встреча с другом.
— Мы его знаем?
— Ее зовут Джен.
Отец кладет на стол очередной ужасающий график и поднимает бровь. У мамы поднимаются обе.
— Она вовсе не подружка или что-то такое, — сказал я и тут же сообразил, что совершил ужасную ошибку.
— Нет? — промолвил отец, криво улыбаясь. — А почему ты это упомянул?
— Да потому что у тебя было такое выражение лица, — простонал я.
— Какое «такое»?
— Да я только вчера с ней познакомился!
— Вау! — сказала мама. — И она тебе очень нравится, не так ли?
Я пожал плечами и закатил глаза одновременно, что, в общем-то, было не совсем адекватной реакцией. Просто хотелось надеяться, что неожиданное покраснение моей физиономии отец припишет приступу западно-нильской лихорадки или еще какой-нибудь из его любимых хворей.
Предки у меня что надо, и мы с ними по-настоящему близки, но весь кайф ломает засевшая в их головах навязчивая идея, будто бы я скрываю от них огромные пласты своей романтической жизни. На самом деле было бы здорово, будь у меня эти огромные пласты, чтобы их скрывать. Или, на худой конец, пласты средней величины.
Они сидели в терпеливом молчании, ожидая от меня ответа, в то время как я ежился над кофейной чашкой. Увы, единственное, что мне удалось из себя выжать, было…
— Ага, она точно — в струе.
* * *
Джен уже была на месте. На встречу она явилась в умеренно мешковатых, без лейбла, джинсах, в тех же, зашнурованных на манер «восходящего солнца», кроссовках, что и вчера, и в черной футболке. Классический прикид.
Она не сразу меня заметила: стояла, прислонившись к фонарному столбу, руки в карманах и рассматривала улицу. Дом на углу Лиспенард, где нас должна была встретить Мэнди, вклинивался между Чайна-тауном и Тиберика, частью туристической, частью промышленной зоной. Транспортный поток в пятницу утром состоял по большей части из грузовиков поставщиков. Цокольные этажи занимали в основном дизайнерские фирмы и рестораны, обозначенные вывесками на английском и китайском языках. В нескольких местах за ограждением асфальт был вскрыт, являя взорам остатки каменной мостовой и истинный возраст района. Эти улицы были проложены голландцами еще в семнадцатом веке.
