Ее любимый цвет — рыжий. А если красный, то — огненно. Азиатка торгуется с чертом, предлагая тому душу: "Не скупись, заскучаешь по красным моим волосам!" (И опять — напророчит же себе Азию, когда упекут в Карлаг, — аукнется ей "Русская азиатка", написанная в 1921 году в снежно-синем Иваново-Вознесенске)…
В празднике тогдашнего светопреставления несколько мишеней горят ослепляюще.
Во-первых, мещанство. "Счастливая скотина". Во-вторых, религия. "Церковные наветы и монастырские стены — взорвать". И, в-третьих, деревня. "Полевая правда мертва; эта фабрика с дымом вечерним о грядущем вещает слова" (и далее как раз следует: "мы умрем…").
Мишени эти хорошо пристреляны в лирике первых революционных лет. А вот опаляющее душу ожидание гибели — личная мета. Гибель свою зовет, ждет, почти любит. Чувствует, что сама она — только предтеча. "Вперяет обезумевший взор" в затянутое дымом грядущее, высматривая ту, что придет следом. Знает: "стережет меня страшный конец". Самое же страшное: этот конец "прилетит…из милых рук". Друг будет объявлен врагом (О, знала бы, какие партразборки грядут после 1927 года! "Сегодня вождь любимый ты, а завтра ренегат"… "Больше, чем с врагом, бороться с другом исторический велит закон"… "Сожжем испытанного друга, от друга верного сгорим").
В 1921 году это еще только предчувствие. Неведомый "милый враг" поворачивает классовую ненависть кровавящей душу гранью, сообщая стиху юной мстительницы фантастический для пролетарской логики поворот:
У врагов на той стороне
Мой давний друг.
О, смерть, прилети ко мне
Из милых рук!..
Сегодня я не засну…
А завтра, дружок,
На тебя я нежно взгляну
И взведу курок.
Пора тебе отдохнуть,
О, как ты устал!
Поцелует пуля в грудь,
А я в уста.
Написано — за три года до лавреневского "Сорок первого". Смысл? "Наши тусклые глаза в ничто устремлены". На бунташной волне 1921 года еще только смутно предчувствуется эта пустота, еще оглядывается душа на Христа, прощаясь с ним:
Он оставил меня одну
В грозе на пути.
Грядущих дней глубину
Кому осветить?
Некому. Христа нет. Церкви нет. Семьи нет.
Есть — "несметное человечество". От Земли до Марса. "Космос без преград". Голодные полчища, готовые растоптать "сытый мир", "накормить Каинов-братьев кровавой пшеницей". Арифметика масс. "Пусть тысячи трупов костенеют, нас — миллионы". Торжество и ужас разом.
