И заявлю, хоть задуши:
Как много, душенька Валюша,
В твоей поэзии — души!
Стихи
, написанные на полном серьезе, пародист легко переводит в то измерение, где властвует смеховая стихия, стихия осмеяния — и поделом.
Вдруг чувство вечное взыграло!
Но в это время, как назло,
Моя любимая — стирала,
Как написал еще Светлов...
Это — у О.Мостецкого, которому ничего не стоит строки Е.Винокурова приписать М.Светлову, не имея достойных своих. Впрочем, смеха они достойны. Бдительность пародиста быстро всё ставит на свои места:
Мы все учились, но хреново,
Как говорил еще Гомер...
Мы Винокурова в Светлова
Перекрестили, например.
Нам дядю самых честных правил
Представил Лермонтов давно,
А Пушкин к этому добавил
Про дядю из "Бородино"...
Кого средь белого листа
Еще припомню для примера,
Чтобы вложить в его уста:
"Послушай, ври — да знай же меру!.."
Поэтическая вольность ныне расцвела таким махровым цветом, что Александру Сергеевичу в свое время и не снилось. Коробит облегченная ироничность энтэвэшно-итогошного "правдоруба" И.Иртеньева, "посочувствовавшего" политикам: "Я пью за вас, политики родные,/ Поскольку кто-то ж должен пить за вас". Или вот еще: "А то, что вам не повезло с народом,/ Так мы другой подыщем вам народ..." Пародия Е.Нефёдова, по принципу "обратки", глубже и умнее, она дописывает то, до чего "правдорубу", благополучно подвизающемуся на телевидении, просто не додуматься, потому что не дочувствоваться:
Врубил любой телеканал России —
А там живет совсем другой народ...
На радио, в газетах и в искусстве,
Хохмя, тусуясь, набивая рот,
Красивой жизни обучает русских,
Ни дать ни взять — совсем другой народ.
И всюду — от банкиров с их размахом
До тех, кто для продажи землю ждёт,
От "новых русских" и до "русских мафий",
Куда ни глянь — совсем другой народ.
Короче, мы им дали, что просили,
Хотя на кой? Уже который год
Не где-то, а в самих верхах России
В кого ни ткни — совсем другой народ...
А не другой — почти не виден ныне:
То ль он, чудак, зарплату ждет у касс,
То ль где-нибудь в окопах он погряз,
То ль в шахту лезет под смертельный газ...
Но не люблю я грусти и унынья:
Я пью за вас, политики родные,—
