Путь-дорога неизвестная,
и не жди меня жена...
Потому и путешествую,
Что квартира не нужна.
Так что принцип отбора авторов по высшему счету непонятен, поскольку стихотворцы, которые старше Рубцова, соседствуют с Ильей Тюриным, трагически ушедшим совсем молодым.
В сборнике "Приют неизвестных поэтов" пьют и надрываются очень много и даже — ширяются: "Мы легко нарушаем границу обычной любви под воздействием опия..." (Валерий Прокошин).
Выпив невельской водки
с добавкой цикуты и Леты,
встречу гостя.
— Налить Вам, Иосиф?— понятно, что Геннадий Кононов обращается к Иосифу Бродскому, но неясно, почему именно к нему — человеку достаточно трезвому и расчетливому. Да и не он один апеллирует — впрямую или косвенно. Еще смешнее читать стихи преуспевающего тележурналиста Сергея Сутулова-Катеринича, у которого мелькают, как в блатных песнях радио "Шансон": мент, "Бутырка", "до фени-лампочки", но вдруг врывается такое признание:
В любом Отечестве изгой:
Табу, тавро, товарный знак.
Любимый инструмент — гобой.
Любимый профиль — Пастернак...
Во многих стихах антологии, слишком красиво изданной для изгоев, сквозит эта мода на изгойство под изысканный гобой, отверженность без самоотверженности, пьяная рисовка без похмелья, в стилистике Бродского или Пастернака. Что ж, этот путь тоже хорошо натоптан еще от времен имажинистов и эпигонов "Москвы кабацкой" до экспериментального Вознесенского. Хотя столица по-прежнему дарит, например, талантливые стихи молодой минчанке Анне Павловской:"Москва похожа на верблюда, что носит сразу семь холмов" или живые строки тому же Борису Косенкову из Самары:
До Тверской прогулялся с Арбата —
и пошел ночевать на вокзал.
— Что-то русского тут маловато! —
Сокрушенно соседу сказал.
А сосед
свои ноги босые
прохлаждая, сронил заодно (это как — заодно? — А.Б.):
— Так Москва — это ж разве Россия?
Тут Россией не пахнет давно.
Как коренной москвич, знающий те закоулки, где осталась еще душа Москвы, все-таки соглашусь с этим поверхностным наблюдением, но замечу, что, когда в сказках Баба-Яга или Кощей Бессмертный кричали, чуя присутствие бесстрашного витязя, выбравшего самую рисковую дорогу: "Что-то русским духом пахнет!", они, конечно, имели в виду не босые ноги соседа или иные атрибуты новомодной поэтики, а ту силу, что и оборачивается победой, а не погибелью для богатыря, оставшегося верным самому себе.
