День Литературы, 2003 № 09 (085) | страница 5
Две гарпии, считавшие его своим духовным чадом, стали тут же прихорашиваться. Чистили остатки перышек, сбивали с клювов засохшую кровь и костяную муку. Ворковали, словно две голубицы, нежно и томно.
— Как он хорош, Натали! Как нежен и целомудрен!
— Да, моя милая Алла, так тепло у него на груди! Стуком сердца он напоминает покойного Трифонова!
Они разом упали с ветки, громко хлопая крыльями. Сели на плечи писателю, слева и справа. Стали засовывывать ему в рот свои клювы, отрыгивая вкусное, питательное, чуть пахнущее падалью молочко. Писатель привычно сглатывал, как голодный птенец.
Белосельцев сквозь теплый туман смотрел на гудящий зал. За столом напротив сидели возбужденные люди. Пили водку, почти не закусывая, били в стол кулаками, громко читали стихи Есенина. Высокий и жилистый, с загорелым лицом, на котором золотились казацкие усы вразлет и грозно сияли голубые глаза, поднялся и яростно выдохнул: "За Россию!" И все вскочили, выпили водку, держа локти навынос, как гвардейцы.
Юрий Кузнецов ПРОЗРЕНИЕ ВО ТЬМЕ
ТАМБОВСКИЙ ВОЛК
России нет. Тот спился, тот убит,
Тот молится и дьяволу, и Богу.
Юродивый на паперти вопит:
— Тамбовский волк выходит на дорогу!
Нет! Я не спился, дух мой не убит,
И молится он истинному Богу.
А между тем свеча в руке вопит:
— Тамбовский волк выходит на дорогу!
Молитесь все, особенно враги,
Молитесь все, но истинному Богу!
Померкло солнце, не видать ни зги...
Тамбовский волк выходит на дорогу.
СОВЕСТЬ
Душа на свободу рванулась,
И ветры такие пошли,
Что риза небес завернулась,
Едва отойдя от земли.
— О, ветры! — я молвил в тревоге.
Одерните ризу стыда.
Я вижу кровавые ноги
Того, кто распят навсегда.
***
Царевна спящая проснулась
От поцелуя дурака.
И мира страшного коснулась
Ее невинная рука.
Душа для подвига созрела,
И жизнь опять в своем уме.
Ага, слепая! Ты прозрела,
Но ты прозрела, как во тьме.
А в этой тьме и солнце низко,
И до небес рукой подать,
И не дурак — Антихрист близко,
Хотя его и не видать.
ГОЛУБАЯ ПАДЬ
Мать честная! Наша хата с краю,
Дальше пропасть — голубая падь.
Наша правда — ничего не знаю!
Выйдешь — а народа не видать.