— Лукьян Янин, а?— бабка, удивившись своей догадливости, обрадованно смотрит на нас.— Нy, точно же, Лукьян с Андреем быка продали. Вот неумехи. Поехали к ним.
Когда мы подъехали к Яниным, они оба, отец и сын, выезжали из ворот.
— Здорово, Лукьян,— мой дед приподнял над головой картуз.— Далеко собрался?
— Сам не знаю куда, деньги Андрей обронил, а где, и сам не ведает.
— На, возьми, твои деньги,— дед протянул серый сверток.
Лукьян как-то даже внешне и не удивился. Взял сверток, задумался, внимательно посмотрел на нас на всех поочередно, хмыкнул и молча пошёл вглубь двора. Вскоре появился с чёрным крупным ягнёнком.
— На, Иван, от души, у меня есть ещё. Но бабка моя опередила:
— Ваня, не бери , не надо. Лукьян, спасибо тебе — хороший ты мужик, но нам чужого не надо.
— Ну раз так, то хоть с поллитровкой-то приду вечером. Не прогонишь?
— Не прогонит, не бойся, я вступлюсь так и быть.
И наш фургон загромыхал от ворот Яниных под заливистый лай соседской собачонки. Дорогой мне вспомнились яблоки из чужого сада и худенький писклявый ягнёнок Яниных. А ночью, когда я спал уже не в мазанке, а в избе, мне приснилось, будто этот ягнёнок ест антоновские яблоки и озорно мне подмигивает. А потом мы будто бы поехали на Самарку. На любимой мной больше всего в лесу песчаной отмели, знойно пахнущей смесью запахов краснотала, речных лопухов и янтарного цвета песка, на отмели с загадочным названием "Платово" дед Ерошка, давший мне пострелять из найденной мной винтовки, смеялся, шумно, добродушно и заразительно... Я проснулся и мне стало весело и легко. Мне показалось, что весь мир наполнен моей выздоровевшей жизнью.
