, как это кажется тебе.
Его "скучные" книги, отмеченные, по твоим словам,
"архивной скукой"
, в наше рыночное время выходили и при жизни Кожинова, и после его смерти одна за другой. Ты думаешь, сегодняшние издательства издают их себе в убыток и не ведают, что они жадно раскупаются, что их пристрастно читают — с не меньшим интересом, нежели наши с тобой сочинения? Спроси у Анатолия Яковенко, твоего поклонника, ведущего книжную торговлю в Союзе писателей России, и он тебе подтвердит, что книги Вадима — нарасхват, поскольку нужны сегодня русскому человеку, как живая вода.
Ты размашисто иронизируешь над несколькими наукообразными фразами Кожинова, но каким литературным языком ты выносишь ему приговор? — вчитайся сам еще раз в свои собственные слова:
"Хотя суждения его весьма ограниченны и совершенно не снабжены порывами ощущений русского характера..."
, или
"Я начал возражать его симпатиям..."
. Прости меня, но если бы я не знал, что ты от макушки до пят русский человек, то, прочитав такое, имел бы полное право заподозрить, что эти пассажи вышли из-под пера "пахнущего чесноком" одессита.
Ты пишешь о том, что Ю.Кузнецов, ушибленный Кожиновым, настолько утратил поэтический слух, что написал: "Как Иванушка во поле вышел":
"Русский же, русский поэт,
— негодуешь ты,—
русскую сказку в ладони взял и "каки",— где же слух русский?!"
А где же слух русский, когда ты в той же статье, цитируя свое стихотворение:
"Зверя не буди, не гневай бога"
, не боишься, что к тебе придерется какой-нибудь словесный законник и скажет: "По-русски, Валентин Васильевич, надо писать "не гневи", да и Бога — с большой буквы, как раньше все большие русские поэты писали".
Русский язык — такой бесконечный то темный, то светлый лес, что даже мы, его родные дети, порой в нем плутаем... Если уж великий Лермонтов позволил себе: "с свинцом в груди",— то будем хотя бы в мелочах снисходительнее друг к другу Впрочем, я и сам сейчас к тебе по пустякам придираюсь, в то время, когда в твоей статье есть просчеты посерьезнее.
Очень уж неприятно поразила меня твоя уверенность в неполной русскости или вообще в нерусскости или шабесгойстве Кожинова.
"Кожинов пишет, как ест в благородной еврейской кухне", "кожиновская еврейская проницательная практичность", "конечно, Френкеля и Глезера, Рейна и Левинзона, Кушнера и Пресмана, коими он зело озолотил, но раньше том "Евреи и Россия в современной поэзии" за 1996 год, выпущенную
