"Когда я почувствовал, что могу от происходящего сойти с ума, решил: надо занять голову какой-то работой. Начал вспоминать все иностранные стихи, которые читал когда-либо. Оказалось, что помню очень много, даже не ожидал... Потом стал переводить их на русский язык и запоминать. Дело моё трижды возвращали на доследование — за недоказанностью вины. Наконец Особое совещание при Берии вынесло приговор: шесть лет лагерей. Минимальный срок по этой статье, с зачётом двух лет следствия... Но переводить я не переставал и в лагере, под Канском. Так получилось, что я, спасаясь от сумасшествия, приобрёл новую профессию".
Французский, английский и немецкий Александр Александрович знал с детства и учил в пажеском корпусе. Испанским, итальянским и латынью овладел в университете. В зоне, общаясь с нерусскими заключёнными, Сан-Саныч пополнял и лингвистические знания. Уже работая в школе, изучил португальский — оказалось достаточно прочитать книгу на этом языке. А славянские языки, считал он, должен знать каждый образованный русский человек.
К 1975 году в переводах А.А. Энгельке были опубликованы стихи Г.Лонгфелло, Г.Сакса, Г.Шторма, В.Гюго, нескольких латиноамериканских поэтов и проза — новеллы Ш.Нодье, произведения Стендаля, занявшие один из томов полного собрания этого автора, "Сражение при Арапилях" Бенито Переса Гальдоса и многое другое. Но гордостью Александра Александровича стало издание книги Альфреда де Виньи "Неволя и величие солдата" (Л., "Наука", серия "Памятники литературы", 1968). В ней А.А. Энгельке принадлежат перевод, биографический очерк и примечания. Он прочитал де Виньи в подлиннике ещё кадетом и пронёс впечатление от книги через всю жизнь.
В октябре 1977 года телеграмма известила меня о смерти Александра Александровича.
Провожали его литераторы и военные. Распорядитель церемонии, предоставляя слово для прощания, называл имена известных ленинградских писателей, поэтов, переводчиков... Потом выступали преподаватели и курсанты высшего военно-инженерного училища. Тем временем у гроба сменяли одна другую группы почётного караула. Последними подошли и встали четверо очень пожилых (явно за семьдесят), но крепких, подтянутых, чем-то схожих между собой мужчин. Из компании строгих, с незакрашенными сединами дам почтенного возраста, окружавших Веру Михайловну, дочь Ирину и внуков, послышалось приглушённое:
— Последние кавалергарды... Однокурсники из Императорского Пажеского корпуса...
