Накануне отъезда Настасьи Андреевны Аня всю ночь трудилась над письмом к Петруше, которое посылалось тихонько с человеком, сопровождавшим Настасью Андреевну. Много труда стоило Ане изложить письменно все происшествия после его отъезда. Она раз восемь переписывала письмо и наконец, рассердясь, запечатала его своим колечком.
Ключи были оставлены Федору Андреичу, а он передал их Ане, которая и заняла роль хозяйки.
Отсутствие Настасьи Андреевны ни на кого не имело грустного впечатления; напротив, все были веселы за столом, даже жена учителя решилась говорить. Федор Андреич сам подчинился веселой молодой хозяйке, у которой были большие упущения по хозяйству; но детский испуг, вызвавший краску на щеки, без того уже розовые, и желание загладить предупредительностию ошибку -- обезоруживали угрюмого хозяина и расправляли его нахмуренные брови.
Выдался день, что у Ани всё хозяйство шло наизворот,-- Федор Андреич рассердился; хотя гнев его обрушился на повара, но Аня тихонько поплакала. Следы слез были открыты Федором Андреичем, и, вместо всяких упреков, он предложил ей ехать кататься.
Так как для живого характера Ани в деревне не было развлечений, то она с радостью приняла предложение и побежала одеваться.
Но туалет ее не был многосложен. Дорожного зимнего капора ей не хотелось надеть, а летней шляпки не было, и она, накинув белый кисейный вуаль на голову и взяв зонтик, сошла на крыльцо. Федор Андреич со старичком хлопотали около рысака, запряженного в длинные беговые дрожки.
– - Вы не трусливы? -- спросил Федор Андреич, садясь осторожно на дрожки и собирая вожжи.
– - О нет! -- гордо отвечала Аня.
– - Помните, что ноги надо держать осторожнее, когда будем на гору въезжать.
– - Я знаю-с,-- садясь проворно, сказала Аня.
– - Ну, пускай! -- сказал Федор Андреич кучеру, державшему под уздцы лошадь, которая быстро рванулась с места.
– - Тс-тс! -- произносил Федор Андреич, осаживая ее и заставляя идти шагом, пока раскрывали ворота.
Старичок с беспокойством следил за лошадью и, когда выехали из ворот, закричал:
– - Аня, ноги, ноги! братец, осторожнее!
Аня весело кивала головой, как бы поддразнивая старичка, который долго оставался на крыльце, приложив руку к глазам.
Лошадь горячилась; но Аня была совершенно покойна, не потому, что была уверена в искусстве Федора Андреича, а скорее по детской беспечности и желанию чего-нибудь нового. Проезжая деревню, Аня радушно отвечала на низкие поклоны баб и мужиков, высыпавших смотреть на барина.
