Я поглазел на книги: занятие было никаким, все эти книги лежали на прилавках и вчера, и позавчера. Я вообще даже не замечал, как они менялись, — будто застыли в одном и том же виде, хотя кто-то что-то и покупал. Вдобавок из-за близорукости я не вполне видел, что стоит на полках, а спроситься пройти туда мне было то ли лень, то ли я боялся, что не пустят, сказав, что не принято. Уже лет десять не мог спросить, вот что интересно. Но и не очень мне были нужны книги. Что там, в книгах, могло бы вдруг оказаться такое, что перекроило бы мою жизнь. А ее, по правде, давно следовало перекроить.
Чуть левее над прилавком склонился незнакомый человек. Среднего роста, стриженный практически наголо: торчком стоял редкий, хотя и твердый (не то что башиловский) ежик. Человек был в брезентовых зеленых штанах, потертой кожаной, несмотря на духоту, куртке. Собственно, не снимать же ее ему тут, но — на его лбу не было испарины. Я подошел поближе, он листал какой-то сборник советов женщинам про мужчин, что-то обычное про то, как устроить жизнь.
Тут, я ручаюсь, я совершенно беззвучно усмехнулся. Он, однако, повернулся ко мне.
— И напрасно смеетесь, — сказал он голосом, в котором я, как мне показалось, узнал голос, который читал про глухонемых демонов…
— Почему? — ответил я непонятно на что именно.
— Совершенно напрасно. Это — очень хорошая книга. Потому что она совершенно бесчеловечная. То есть не противочеловечная, а— бесчеловечная. Там нет решительно ничего, что бы имело отношение хотя бы к какой-то жизни. Мне такие нравятся. Они очень хороши, потому что все остальные просто ни то ни се, все перепутано, запачкано, перепачкано. Как варить пельмени вместе с прилипшим картоном пачки. О чем они говорят? Сами не знают о чем, о картоне, о пельменях? Что они едят потом, картон, пельмени?
— А зачем вы это говорите мне? — наконец-то удивился я.
— Но ведь вы слушаете, — ответил он и пошел к выходу, не собираясь, разумеется, покупать книгу. Я невольно потянулся следом.
— Мне вон туда, — сказал он, когда мы дошли до трамвайных путей, и указал на дом
№ 15, уже вполне теперь знакомый. — Я там во втором этаже квартирую. Меня зовут Саша.
— Меня… — хотел сказать я, но он уже пересекал улицу.
Да, это и был тот самый человек, который по совокупности признаков был предположен мною в качестве голема. Действительность вычисления не разочаровала: никем иным это существо быть не могло. Был бы он человеком — его бы замочили еще в младших классах.
