Голем, русская версия | страница 36
Планы поговорить о Распоповиче были отменены видом хозяина: ну ладно, он был в костюме, это еще привычно, так еще — в белой рубашке и галстуке. Иногда я, конечно, его таким видел, но это было еще в пору нашей трудовой деятельности на благо научно-технического прогресса.
— Ты это что? — честно изумился я.
— Чай пью, — ответил он. — Присаживайся. Есть как раз тульский пряник, на двоих хватит.
— Да нет, выглядишь…
— А, это… — он постарался реагировать как бы легкомысленно. — Я на интервью иду. Мне к шести.
— У кого? — Странно, надевать на интервью белую рубаху? Это было за гранью моего понимания журналистики. Разве что к премьеру, да и то…
На кухонном столе кроме чая стоял еще и твердый дезодорант "Олд спайс", что объясняло причину не столько странного, сколько непривычного запаха, исходившего от Куракина. Это было уже явно слишком.
— Нет, на интервью в смысле собеседование. Хочу в фирму пристроиться. Сколько же можно репортером бегать.
Известие было неожиданным, и я замялся.
— В самом деле, — пробормотал я. — Мне всегда было интересно, куда потом деваются старые журналисты. Ну, не великие, а обычные.
— Куда-куда… Туда и деваются, — пробурчал он, из чего явно следовало, что это самое "туда" он на днях представил себе весьма конкретно.
— И куда теперь? То есть — кем?
— Типа в пиарщики. Есть такая стройфирма что ли, все подряд воздвигает. Под названием примерно "Хуев хрен".
— Думаешь, успеешь карьеру сделать?
— Возраст-то уже не тот, конечно. Но если подумать, а кто ее в 90-е сделал? Специальный же контингент, а остальные то тут перехватят, то там на год-другой зависнут, вот и все служебное продвижение. А потом все сначала. Нет упорядоченности потому что. Ну что ж, на год пристроюсь, посмотрим, что дальше. Может, как-то зацеплюсь.
Трудно было не разделить его мыслей. Я думал примерно в эту же сторону, но мне настолько был приятен мой образ жизни дома, что мысль о том, что надо будет — хоть и в целях стабильности — ходить на службу, да еще подчиняться каким-то требованиям и правилам, меня ломала. То есть жизнь была устроена лучшим образом, но будущее все-таки беспокоило. Но лет пять еще бьио — будем считать, что они и станут лучшими в моей жизни, ну а уж потом приступим готовиться к старости, потому что какая у нас тут пенсия впереди…
— Слушай, — спросил я его, — а тебя не ломает, что надо будет в галстуке ходить, к полдесятого на службу? Когда ты это последний раз делал?
— Давно, — ответил он, — настолько давно, что уже и опротивело не ходить. Вообще, знаешь, — он вздохнул, — где-то в самом начале жизни была допущена ошибка.