Как скучны эти господа!
Жить не дают совсем в покое.
Придут и сядут без стыда,
Болтают битый час пустое,
А ты тут думай: вот беда!
Я не один и нас не двое.
Хоть бы сегодня меня не потревожили… У меня так много дела. Надо прочитать вот эту корректуру да написать статью в фельетон, а то завтра нумер не выдет; а это беда, решительная беда… На исправный выход газет и книжек у нас очень, очень много смотрят. Давай хоть вздор, перепечатанный из старых книг,-- всё хорошо; дай превосходнейшие вещи днем позже -- скажут: дрянь. (Садится и читает корректуру. Входит человек и подает газету. Семячко берет и читает.) Так и есть… Опять ругательство. Задарин каждый день меня угощает, видно, я ему солоно пришелся. (Читает и вскакивает.) Нет, это уже ни на что не похоже. Он просто лично меня оскорбляет… (Успокаивается.) Впрочем, за что сердиться? От лжи, клеветы и низких намеков мое доброе имя не пострадает. Пойду вперед добросовестно -- публика рассудит, какое мнение выше: продажное или неподкупное.
Слышен звонок.
Ну, кто-то идет…
Входит Оболтусов, с рукописью под мышкой.
Оболтусов. Мое почтение.
Семячко. Здравствуйте. (Ну, теперь от него не отвяжешься!)
Оболтусов. У меня есть до вас просьба, которая, без сомнения, будет вам очень, очень приятна. Вам известно, что, несмотря на цветущую мою молодость, я изучил уже Гомера, Софокла, Еврипида, всех древних и новых, могу читать на греческом, латинском, арабском и санскритском так же свободно, как и на русском. Я занимаюсь изучением российских древностей и разбором финских рунов, пишу стихи большею частию в греческом вкусе и китайском духе; наконец, что вы скажете, если я объявлю вам, что я иногда, уделяя время легкой словесности, писал повести. Долго мне не хотелось печатать их… знаете, после исторических исследований, возни с древними как-то казалось неловко… Однако теперь я решился… Не просто решился, а, изволите видеть… написал два билетика,-- на одном: "печатать", на другом: "не печатать", положил в папенькину барашковую шапку… она такая глубокая… да и дал вынуть кузине… прекрасная девушка -- лет в шестнадцать. Гляжу -- вынулось: "печатать". Вот я принес мою повесть к вам: напечатать. Меня умоляли об ней другие журналы, но я уж решил, что вам.
Семячко. Благодарю. Оставьте ее, я просмотрю, и если…
Оболтусов. Угодно, я расскажу вам сюжет? Дело состоит в том…
Семячко. Нет, уж позвольте… Я сам прочту…
Оболтусов. Вот вам еще стихотворение "Комар" -- в китайском вкусе. Дело состоит в том, что комар сел на руку одной молодой девушки и до того напился ее кровью, что не мог лететь. Девушка видела его во власти своей, но… такова сила добродетели… не послушалась чувства мщения: спокойно дождалась, когда комар собрался с силами, и когда он улетал, то сопровождала его благословениями, желанием "здравия" и всякого благоденствия. Умилительно-нравственная сцена, совершенно в роде
