— Как твое самочувствие, Володя? — озабоченно спросила моя старшая сестра Шура, приехавшая навестить меня в больницу. Сейчас это была располневшая сорокалетняя женщина с продолговатым и добродушным лицом, одетая почему-то сразу в нескольких шерстяных кофточек. Но в моем восприятии она навсегда останется другой. Тонкой стройной девушкой в нескладном ситцевом платье, часто провожавшей меня за руку в школу. Над этим еще потешались мои одноклассники. Подобное было совсем не принято в нашем небольшом подмосковном городке.
— Так, скажи, как ты себя чувствуешь? — спросила она еще раз.
— Ничего, Шура, сносно, — ответил я. Шумно затянулся сигаретой и, поперхнувшись, ощутил резкую боль в груди — в трех сломанных ребрах. Я задержал дыхание. Тем более что дышать здешним воздухом было не слишком приятно — ароматы его наполняли еще те.
Больница имеет один общий специфический запах. Но каждое отделение в ней, обладая своей собственной изюминкой, пахнет по-особому. Нашему травматологическому отделению был присущ запах гнойных бинтов, мази Вишневского и ампутированных конечностей. (Отрадно хоть, что не моих конечностей!) Правда, в курилке, где мы сидели на кушетке, он почти не ощущался. В курилке витал стойкий дух табака, от которого Шура то и дело морщила нос. Но где еще можно было уединиться зимой в больнице для разговора с близким человеком? Не в операционной же или перевязочной — они предназначены несколько для иных целей. Потом, кто ж нас туда пустит?
— Бросал бы ты курить, дорогой, — покачала она головой.
— Обязательно скоро брошу, и начну вести здоровый образ жизни, — пообещал я. — Только выберусь прежде из больницы.
— Я тебе тут кое-что привезла, — сказала Шура, протягивая мне пакет с продуктами. Как я понял по ее полным сумкам, она успела побывать уже в столичных магазинах. Считалось, что в Москве все товары продаются лучше и качественнее, чем в Подмосковье. Не знаю, насколько они были лучше, но то, что дороже — это точно.
— Захватила тебе еще несколько книжек. Остались от дяди Виктора. Я помню, что ты любишь читать, — вынула она из одной из сумок стопку дешевых изданий карманного формата.
— Спасибо, Шура, — поблагодарил я, взвешивая на ладони стопку. — Почитаю.
— Честно, я думала, что ты выглядишь хуже. Но, оказывается, что ничего. Вполне терпимо.
Шура делала мне явный комплимент. Хотя мои синяки и гематомы почти зажили, вид у меня был отвратительный. Квазимодо Квазимодой. Лицо, словно после продолжительного запоя — заплывшее и опухшее. Не полностью затянулись зашитые рваные раны. Но, справедливости ради, нитки из них не торчали. Такое вот слабое утешение.
