Со мной находились Ибрагим Сусаев из Ачхой-Мартана, Салаудин Исмаилов и другие. Наше мнение быстро распространилось по зоне. В 1981 году, когда Беда не выплатил долг, я тоже был с ним в тюрьме, но только в другом корпусе, и знал о произошедшем. А о подробностях слышал уже в Науре от Данилбека Ошаева и других очевидцев. Я написал маляву на зону в Наур бывшим сокамерникам Беды и отправил ее с уходящим этапом, и через две недели (то есть через этап) получил ответы о фуфле, двинутом Бедой, и о том, как с помощью оперов он соскочил тогда с хаты. А среди зэков, по понятиям, фуфлыжник — это то же самое, что неопущенный «петух», то есть нетрахнутый педераст, и считается непростительным позором.
Махно сам пришел ко мне и изложил свое видение ситуации. Я знал, что за всем стоит Хан, и отдал Хоже эти ответные малявы для развода — решения судьбы Махно.
Хан, само собой, переговорил с Бедой, укорив за сокрытый грех, и оттолкнул от себя: Беда должен был жить на стороне. Был назначен день разборок, проходивших в ПТУ, где собралось человек шестьдесят или больше. Мне было жаль Махно из-за явной несправедливости и махрового беспредела: он стоял в дверях, как зять, и ждал решения. Я хотел выступить жестко, но Хан перехватил слово и повел ситуацию так:
— Махно, ты ж в Москве крутился? Если ты лоха кидал, тебе это считалось? Сейчас тебя кинули, как лоха, и единственная вина Беды — что он не предупредил в зоне, что за ним есть фуфло. Беда эти деньги вернет, как фуфлыжник, но ты их не получишь. Потому что ты лох. Ты овца, тебя как овцу и обстригли. А деньги пойдут на общак.
Таким образом ни в чем не повинному Махно Хан указал место, принизив того перед всеми. И это не просто одна из интриг, свойственных Хану, но и манера его мышления: голова Хожи полна подобными схемами.
…Иногда в какую-нибудь «бендегу» вдруг врывался дежурный офицер с войсковым нарядом, что в первый раз меня довольно обеспокоило, так как сидели мы в тот раз на подстилках из мебельных матрацев, покрытых гобеленом и расстеленных прямо на полу маленькой комнатки. А посередине на клеенке лежали куски вареной баранины, виноград, апельсины, другие фрукты и овощи, черная икра, сыр, конфеты, что-то еще из пищи, баллон в три литра с коньяком, другой — с шампанским (так легче было заносить в зону), пара-тройка этих напитков в бутылках, граммов 50 анаши в целлофановом пакете, уже забитые папиросы рядом и несколько шприцев, заправленных героином, и тройка флаконов из-под пенициллина с этим препаратом. То была встреча нас, пришедших на больничку из другой зоны, и, как понимаете, пользующихся достаточной известностью и авторитетом в «том мире».
