Судьба справедливого, доброго человека, прослывшего дьяволом, пересеклась с судьбами дьявола в человеческом образе купца-убийцы Степана Безродного, обманутой им Груни Маковой и полуволка-полусобаки Шарика, человеческой жестокостью превращенного в Хунхуза, то есть разбойника, а затем в Черного Дьявола…
Когда работа над романом «Дикие пчелы» была окончена, оказалось, что он очень растянут во времени, перенаселен действующими лицами, вставными эпизодами, которые сами по себе интересны, но замедляют, утяжеляют общее повествование.
Одним из первых роман прочитал Николай Павлович Задорнов. Он-то и посоветовал Басаргину выделить историю трех «дьяволов» в самостоятельную повесть, а к «Диким пчелам» через время вернуться, доработать их — роман стоил того. Так вот и родился «Черный Дьявол» — книга, которая выдержала несколько массовых изданий, была переведена в Болгарии и Чехословакии, заслуженно привлекла к себе пристальное внимание читателей и критики.
В свое время, оценивая заслуги В. Арсеньева перед советской литературой, Максим Горький подчеркнул, что певцу Уссурийского края «удалось объединить в себе Брэма и Фенимора Купера». Удалось это сделать и автору «Черного Дьявола». Вслед за А. Куприным, Р. Киплингом, Д. Лондоном и другими замечательными писателями, но на своем материале, со своей интонацией, он поставил в центре повести умную благородную собаку, наделил ее человеческой душой. Благодаря такому ракурсу, повесть читается с неослабевающим интересом. События в ней развиваются стремительно, постоянно таят в себе неожиданность.
В действительности это не что иное, как сказ. С первых же страниц начинает звучать народно-поэтическая интонация: «Иной человек что снег: упал снежинкой с неба, смешался с другими, коротал холодную зиму с собратьями, пришло время, растаял, ушел в реки с вешними водами. Но другой может быть и камнем-глыбой, что упала со скалы и будет лежать сотни лет, врастать в землю, а пройдут годы, ее снова обмоют дожди, обдуют ветры, и глыба выйдет из земли во всем своем величии…»
Повесть щедро пересыпана иносказаниями, символами. Символы эти легко читаются в именах, названиях населенных мест, в описаниях природы и людей.
Но, пожалуй, главное, что поначалу неосознанно перенял Басаргин у безымянных создателей былин и сказаний, — их простодушие, стремление к сгущенности образа. Сказ тем и отличается от обычного повествования, что в нем характеристики противоборствующих сил даются намеренно прямолинейно — без этого борьба Добра со Злом заметно теряет наглядность и поучительность.
