В горах Тигровых | страница 48
Ефим влетел в церковь грязный от сажи, в крови, в поту и тут же запнулся за дьяка, который валялся в блевотине. Бросился в клетушку звонаря, тот тоже лыка не вяжет. К попу, но его шугнула поленом попадья. Влетел на колокольню и начал бить в колокола. Очнулся дьяк, полез на колокольню. Ефим заорал:
— Силов бога проклял, отрекся от бога! Анафеме предать надобно.
— Неможно, на то надо разрешение епископа аль еще кого. Проклял бога? Эка невидаль, я давно его проклял и отрекся. Все мы от него отреклись, а батюшка еще раньше меня. Нет бога. Все то дым, туман, — пьяно говорил дьяк — Зелье — это бог, дажить лучше, тьма, но не вечная. Бог — тьма вечная.
Ефим влепил дьяку затрещину, закричал:
— Ты что глаголешь? С ума спятил от зелья? В губернию пожалуюсь! Цыц, дьявол!
— Погодь, погодь… Гришь, отрекся от бога! Анафема! Гони звонаря сюда, я пороблю. Анафема!
Ефим облил звонаря холодной водой из колодца, тот очнулся, понял, что от него хотят, пополз на колокольню, сменил дьяка и ударил в колокола веселую «Барыню». Так и слышалось: «Барыня с перебором, ночевала под забором…»
Сбегался народ. А дьяк уже стоял на паперти и могучим басом орал:
— Анафема! Грешнику и богоотступнику рабу Феодосию — анафема!
— Анафема! — визжал Ефим Жданов.
— За что Силова предают анафеме?
— Не знаем.
— Анафема! — орал дьяк.
— Анафема! — прокричал звонарь с деревянной колокольни и свалился под колокола досыпать.
— Тиха, Ефим Тарасович говорить будет.
— Такие дела, братья во Христе, значитца, у нас был пожарище. Потом Феодосий показал нам сатанинское видение, будто Исус Христос с дьяволом «Барыню» плясали. А как отплясали, Феодосий тут же отрекся от бога. Сатано он, давно в его душе дьявол сидит. Он меня не однова подбивал отречься от бога, — забыв о старой дружбе, о том хлебе и соли, что съели вместе в мытарствах по земле, рассказывал Ефим.
— Анафема! Отлучить от церкви и сжечь на кострище колдуна.
— Анафема! В омут нечестивца! Зовите попа, пусть отлучит от церкви!
— Поп не могет, намедни он крался от Параськи, а Ларька его перестрел и колом хлобыстнул. Анафема!
— Пымать Феодосия и на судилище! Сюда его, сатано!
— В церковь нельзя, осквернит святыни! Анафема! Анафема…
8
Косоротились мужики, изрыгая проклятия, а из синей дали накатывалась Дробь барабана.
Трам-та-та-та-там! Трам! Трам! — барабан гремел, густела его дробь. Это Никита Силов шел со службы царской. Двадцать пять лет отбарабанил, за это получил ружье, амуницию и барабан. На груди Георгиевские кресты, медали.