Но, зная вашу неугомонность, я предполагаю, что вы и дальше будете бомбардировать меня своими дурацкими письмами. Так вот, я заявляю вам: ваш диагноз, который врачи вам поставили – совершенно, кстати, справедливо, – в этом случае я буду вынужден обнародовать. Обнародовать всем, включая функционеров Тарасовского управления культуры. Нет, поймите меня правильно, я абсолютно не хочу этого, не надо делать из Левы свинью. Но боюсь, что иначе просто нельзя заставить вас перестать валять дурака. Вам нужно просто ехать и устраиваться официантом в Европу и не мечтать больше о престолах, Сева! Вы понимаете меня? Лева всегда был практичным человеком, послушайте старого бедного еврея! Вы великолепно будете выглядеть в роли лакея. Ваше прирожденное чувство благородства позволит вам устроиться в хороший ресторан. Если, конечно, Лева этому (за скромную, естественно, плату) поспособствует. Вы слышали? Однозначно – официантом! И никаких потуг на высшее общество!
Ваше предложение – поступить к вам на службу дворецким – мне, безусловно, польстило, но я хотел бы заранее обговорить сумму моего жалованья. В противном случае это предложение меня не заинтересует. В общем, Сева, я закругляюсь, потому что меня зовет мама, а завтра мне надо рано вставать и садиться за баранку, зарабатывая свои деньги.
Напомните, кстати, о моем существовании господам Заботкиным. Я еще жив и не собираюсь доставлять им радость своим преждевременным уходом из этой жизни. Кстати, в Мюнхене я обнаружил клинику, в которой успешно решают те самые проблемы, которые случились у наших с вами друзей. По-моему, по деньгам это выйдет даже дешевле, чем в Москве. Разницу они могут подарить старому бесполезному Леве за то, что он помнит об их существовании и тратит свое время на поиск нужных для них вариантов. Но, кажется, я становлюсь излишне многословным. Да и мама по-прежнему зовет меня из соседней комнаты обедать. На сем остаюсь ваш непреклонно Лев Марков (Белявский). Азохен вей».
– И почему ты не хотел показать нам сразу это письмо? – спросил Максим.
Гайворонский, набычившись, молчал.
– Сева, а что это он пишет про какой-то твой диагноз? – полюбопытствовала Марина.
Всеволод Олегович совсем смутился и беспокойно заерзал на стуле.
– Это всего лишь обычный Левин юмор, – запинаясь, проблеял он.
– Мне вначале тоже показалось, что это юмор, – нахмурился Максим Заботкин. – Поэтому я и не придал ему значения. Но сейчас я думаю...
