шади, запряженные в повозки, падали, а они были ценнее солдат. Мы стойко несли все невзгоды и оживали в своих воспоминаниях, мечтая о возвращении домой. Постепенно привыкали к окопной жизни, как будто бы ничего не изменилось с прошлого года. Такая же грязь и слякоть.
Только ландшафт был покрасивее. Кустарники ольхи, болотистые поляны и холмы с небольшими рощицами открывали перед нами какую-то грустную красоту и идиллическую отстраненность от всего мирского. Мы снова проникали в тайну русской земли.
Больше уже не было никаких маршей, ночевали мы в избах и амбарах. А там, за окопами, вообще не было ни домов, ни конюшен. От Табаково остались только обгоревшие бревна, кирпичи, заброшенные огороды с замерзшими овощами, отдельные осины и грязные улицы. Бревна и доски служили нам для сооружения бункеров.
В основном наша жизнь шла в стрелковых окопах. Бруствера защищали нас от огня легких минометов, походные печи давали мало тепла. Дрова солдаты находили где-нибудь поблизости. Умыться было негде, а походные кухни привозили еду только в сумерках, останавливаясь в отдаленном овраге. Почти ежедневно кого-либо убивало или ранило. Однако мы умели сохранять хорошее настроение и старались держать себя в норме. Опасность стала будничной, и вылазки уже не казались такими страшными. Душа приспосабливалась к своей участи.
В трехстах метрах перед нами лежали русские окопы, от них нас отделяла только поляна и колючая проволока. Постоянно щелкали винтовочные выстрелы, свистели над нашими головами снаряды и разрывались на бруствере окопов. Время от времени легкие минометы вели огонь по нашим окопам, и их снаряды падали рядом с ними. Снайперы делали каждую попытку высунуться из окопа смертельной. Нас охватило какое-то безразличие, не то из-за склонности к фатализму, не то из-за надежды на Бога.
Как канатоходцы, мы передвигались по окопам между глиняными стенами. Дно окопов застилали досками или тонкими решетками, так как оно постоянно стояло в воде. Многие солдаты заболевали от этой постоянной влажности и холода. Сырая глина покрывала коркой шинели и плащ-палатки, решетки из реек тонули в воде. Мы не имели возможности менять сапоги и портянки. В течение дня невозможно было отогреться, так как русские стреляли по дыму из печек, которые мы топили влажной древесиной. В капониры стрелков мы могли попасть только через узкие отверстия ползком. Брезент заменял здесь дверь. Днем мы занимались чисткой оружия и шанцевого инструмента, а ночью дежурили по два или три часа, пристально наблюдая за нейтральной полосой, по которой могла проползти разведывательная группа противника. Наблюдатели постоянно ожидали, что их настигнет пуля или же прямое попадание гранаты размажет по брустверу мозги. Кишки, лоскуты кожи и кровь вмерзали затем в глину. Останки убитого отскребали и закапывали. Однако зачастую тот или другой солдат находил непогребенные фрагменты тела своего приятеля и не мог узнать его.
