Бозарт смотрел на него, беспечно улыбаясь, без малейшей тени презрения.
— Прикрой меня, пока я кое-что достану из кармана, — попросил Бозарт.
Лавендер словно не слышал его. Не достал оружия. Только большой палец левой руки медленно полз по ребру ладони правой. Бенджакомин распознал знак, но даже не поморщился.
— Посмотри, — велел он. — Планетарная кредитка.
— Я и не такое слышал, — недоверчиво ухмыльнулся Лавендер.
— Возьми, — коротко бросил Бозарт.
Авантюрист взял ламинированную карточку, и глаза его широко раскрылись.
— Настоящая, — выдохнул ой. — Настоящая!!! На этот раз его улыбка была почти искренней.
— В жизни ничего подобного не видел. Твои условия?
Мимо сновали ясноглазые энергичные олимпийцы в театрально контрастных, белых с черным, одеяниях, с самыми немыслимыми геометрическими узорами на шляпах и плащах. Но высокие договаривающиеся стороны не обращали внимания туземцев. Они были заняты своим делом.
Бенджакомин чувствовал себя в относительной безопасности. Он предложил в залог один год работы всего населения планеты Висла Сидерия в обмен на полный ассортимент услуг капитана Лавендера, бывшего офицера войск имперской морской пехоты в составе внутренней космической патрульной службы. Бозарт отдал закладную, с годовой гарантией. Даже на Олимпии были счетные машины, передававшие данные о каждой заключенной сделке на Землю: без этого договор считался недействительным. Теперь вся планета воров была обязана выполнять условия контракта.
«Ну вот, — подумал Лавендер, — первый шаг к возмездию сделан».
После исчезновения убийцы его народу придется расплачиваться возвращением к честной жизни.
Лавендер оглядел Бенджакомина со снисходительным, близким к клиническому сочувствием. Тот посчитал его взгляд выражением дружелюбия и ответил медленной, чарующей, неотразимой улыбкой. Кажется, получилось!
С облегченным вздохом он решил скрепить сделку братским рукопожатием. Мужчины лежали друг другу руки. Бозарт так ничего и не заподозрил.
Серая, серая, серая земля. Серая, серая, серая трава. От небес до небес серый цвет, и никаких чудес. Ни речки, ни ручейка, ни водицы, ни озерка. Ни горки, ни пригорка, одни холмы, серости полны. Сверху глазки смотрят ясно, мигают, смеются, хотят сорваться, полететь вниз, оглянись, может, найдёшь на земле звезду, да не одну…
Это Норстрелия.
Вся муть и тоска пропали без следа: труд, ожидание и боль…
Кудрявые овечки нежатся на травке и просят хлеба, не смотрят в небо, где бегут облака, глядя на них свысока, серый, серый, серый мира потолок…
