Токарев жил один в небольшом флигеле возле конторы. Жена с восьмилетней дочкой осталась пока в Москве. Дома он бывал редко, приходил с фабрики только поздно ночью. Утром задолго до гудка его уже видели в цехах. Работе отдавал он все свое время, а если к вечеру особенно сильно начинала гудеть голова, уходил на берег Елони, всякий раз уводя с собою и Ярцева, с которым любил поговорить о фабричных делах или вспомнить далекие годы давней дружбы и беззаботной мальчишеской жизни в любимом городе на берегу старого Волхова.
Ярцев от этих прогулок никогда не отказывался, хотя и ворчал шутливо на своего друга, что тот не дает ему покоя, таскает за собой по ночам черт знает куда.
Вот и сейчас… Они остановились на высоком берегу, Ярцев тронул Токарева за плечо:
— Ну вот, опять с разговорами к реке приволок, товарищ директор!
— Я тебя насильно вроде не тащил, — невозмутимо ответил Токарев. — Хочешь — обратно пойдем.
— Черта с два! сам знаешь, что отсюда не скоро меня утащишь. Эх! Скорей бы ты, старый бобыль, семью сюда вез, а то брожу тут с тобой по ночам, как неприкаянный. Опять Лиза на меня ворчать будет…
Токарев не ответил. Ярцев легонько толкнул его и сказал:
— Смотри, красота какая!
Над Елонью клубился и медленно плыл вдоль русла голубоватый туман. Он скрадывал очертания заросшего кустарником берега, который казался совсем черным. Внизу слышалось осторожное, как будто сонное журчание воды.
Перехватываясь за кусты и тонкие стволы низкорослых осинок, друзья спустились к самой воде. Здесь было тепло и сыро. Токарев закурил трубку. Красноватый отсвет скользнул по его лицу.
— Скажи, Мирон, какое у тебя впечатление от Гречаника? — спросил он, присаживаясь на большую корягу.
— Что это ты сегодня о нем заговорил?
— Так… Ты скажи.
— Ну… опытный инженер. Труженик, привык не считаться со временем.
— Добавь: не в меру упрямый и однобокий.
— То есть как это однобокий?
— Очень просто. Уперся в свою нейтральную систему контроля и никаких чертей! А я вот походил сегодня по фабрике, посмотрел и вижу, что поступил совершенно правильно насчет контроля. Надо бы, чтобы и он не был в стороне. Ему-то здесь больше всех дела!
— Не бойся, не усидит в стороне.
— Да, — усмехнулся Токарев, — вот посмотришь, «преподнесет» он завтра на партсобрании…
— Не будем гадать, Михаил. Во всяком случае, сообща как-нибудь разберемся…
Наступило молчание. Потом Токарев выколотил трубку и поднялся.
— Хорошо здесь, — задумчиво произнес он. — Кабы не ждали тебя дома, честное слово, до утра не ушел бы.
