Выйду – потороплю их.
К этому времени свет, проявившись вначале, как тусклый отблеск с телеэкрана, набирает полную силу.
Гостиная. Телевизор с видеоприставкой, Броуди сидит в одиночестве – молодой человек двадцати пяти лет, в дешевом костюме, с бокалом чистого виски в руках. Внимание его приковано к экрану. Впрочем, в большей степени его интересует устройство видеоприставки. Голоса в телевизоре смолкают, гулко лязгает дверь камеры, слышны, шаги, музыка. Броуди убавляет звук. Входит Генри с небольшим графином воды для Броуди – разбавить виски. На столе бутылка вина и два бокала; свой Генри уже наполнил, а тот, что предназначен Анни, – пуст.
Броуди (говорит с шотландским акцентом). Удобная штука – приставка. Давно выпускают?
Генри. А вот как вас посадили, тут их и выпустили.
Броуди. Зверь машина. Пьесу мою записала…
Генри. Да.
Броуди. И почем?
Генри. Ну, несколько сотен. Они разные.
Броуди. Надо будет обзавестись…
Генри. А вы подождите еще немного – может, такую придумают, чтоб прямо из зала суда писала. И новую пьесу сочинять не надо…
Броуди непонимающе смотрит на Генри.
Броуди. А Анни хорошо вышла. Конечно, постарела немного, с «Рози из Королевского приюта» не сравнить, а все же красивая баба.
Генри не отвечает. Из кухни выходит Анни, на подносе у нее соус, орехи, еще что-то. Ставит поднос на стол. Генри наливает ей вина.
Я говорю, ты хорошо смотрелась.
Анни. Правда?
Броуди. А тот красавчик, значит, меня изобразил?
Анни. Да, в общем…
Броуди. Он, часом, не гомик?
Анни. Вряд ли.
Генри подает ей бокал.
Спасибо.
Генри (кивнув на телевизор, обращается к Броуди). Так что скажете?
Броуди. Мне мои слова больше нравились. Не обижаетесь?
Генри. Нет.
Анни. Ничего, все к лучшему…
Броуди. Ты что ж, думаешь, меня из тюряги эта пьеса вытащила?
Анни. Нет, я о своем думаю…
Броуди. Меня сами же милитаристы и вытащили!
Генри. Не понял.
Броуди. А чего тут понимать? На оборону тратится полмиллиарда, вот на тюрьмы и не хватает. В камеру по трое-четверо набивают. Тюремное начальство к судьям: перестаньте, мол, сажать, штрафуйте мерзавцев. А те знай сажают. В камерах уже по пятеро… Тут, конечно, у начальства душа в пятки: вдруг бунт? Надзиратели – и те бастуют. И пошло: «Дайте денег на новые тюрьмы!» – «Нельзя, браток, мы деньги на свободу тратим, весь мир от тюрьмы бережем». Ну и стали нас, заключенных, освобождать. Ухватили соль? На ракеты, против которых я протестовал, угрохали кучу денег, меня не на что содержать в тюрьме – и меня выпускают! Умора! Плесни-ка еще.
