— Флокс, — начал я, не успев одуматься. — Ты носишь бюстгальтер?
— Никогда, — ответила она. — Только не в разгар июня. — Она говорила без кокетства и без тени обиды или гнева на мою дерзость.
— Прямо Бланш Дюбуа! «Только не в разгар июня»! — передразнил Артур.
Она продолжала смотреть на меня пристально, почти не моргая. Складывалось впечатление, что эта девушка хочет меня в самом буквальном, практическом и серьезном смысле этого слова. Похоже, у Артура сложилось точно такое же впечатление. Он встал с извинениями, снова покраснел, но попрощался с нами слегка деловым тоном, будто предстояли какие-то дела и он собирался ими заняться.
— Нет-нет! — кричал я ему вдогонку. — Не оставляй меня наедине с этой женщиной!
Передо мной лежит фотография Флокс. Единственная, где она запечатлена без косметики. Если честно, ее лоб кажется просто огромным. Она приняла позу «вечер дома у моего парня», надорванный ворот трикотажной рубашки невинно приспущен с одного круглого оливкового плеча, в чертах лица угадывается что-то левантийское (ее отец состоял в родстве с могущественным питтсбургским кланом Тамбеллинисов). Что-то неуловимое в ее облике и слегка покрасневшие глаза говорят о том, что она недавно плакала. Нижние веки чуть припухли. Конечно, она плакала. Ее нос выглядит крупным, прямым и даже светящимся. Несколько коротких локонов прикрывают выгнутые брови и серебристый лоб. И глаза. Эти легендарные голубые глаза Самой Смерти. Да.
Артур вернулся из туалета бледным, но заметно протрезвевшим. Он с большим интересом наблюдал за тем, как я судорожно высвобождаю свои пальцы, сплетенные с пальцами Флокс. У нее были ногти лавандового цвета.
— Флокс Ломбарди, ты нравишься Арту Бехштейну, — заключил он.
— Ты правда так думаешь, Артур Леконт? — спросила она. Ее грудь заметно трепетала.
Артур сел рядом со мной, ухитрившись не шелохнуть пену в бокалах с пивом. Его лицо неуловимо изменилось. Им овладело какое-то непривычное, но сильное чувство. Он разговаривал со своим воротником, пивом, столом, на котором оно стояло, или со своими ногами. Его глаза избегали встречаться с моими.
— Ненавижу тебя, Флокс Ломбарди, — обронил он.
Я засмеялся. Артур поднял глаза и улыбнулся яркой, белозубой, умопомрачительной улыбкой. Той самой старомодной, роскошной и грустной улыбкой, которая напоминала о старых добрых временах. И эта улыбка была адресована Флокс. На моих глазах. Я остался один на один со своими мыслями и воображением, рисовавшим отвратительные картины извращенного гомосексуализма.
