— Я люблю их, — сказала она, улыбаясь. — Я их очень люблю.
Мама отвела глаза.
— Я отвезу ее к доктору. Прямо сейчас!
* * *
— Здравствуй, Наоми. — Доктор был абсолютно лысый и весь так и лучился доброжелательностью, прямо как добрый дедушка.
— Здравствуйте.
— Нога заживает хорошо, все сшито правильно. Чья это работа?
— Мамина. Она была медсестрой.
— Да, я знаю. Она когда-то работала со мной, ты не знала?
Нет ответа.
— На что жалуемся? — Доктор прижал стетоскоп к ее груди. Потом он вставил ей в ухо такой смешной градусник, который он называл «пистолетом», посветил ей в глаза, проверяя реакцию зрачков, и посмотрел горло, с такой силой надавив ложечкой на язык, что она едва не задохнулась.
— Я не знаю…
— Твоя мама очень переживает.
— Я не знаю почему.
— Она говорит, что ты слушаешь стены.
— Не стены, а пятерых…
— Кого пятерых?
— Пятерых котят. Они меня знают. Я их очень люблю.
— И как же котята туда попали?
Наоми недоверчиво взглянула на доктора.
— Не знаю.
— Ну хорошо. Тогда… — Он сделал ей укол в руку, которого она вообще не почувствовала. Странный какой-то доктор, подумала Наоми.
— Ну как?
— Я даже его не почувствовала.
Доктор подпер рукой подбородок и ущипнул Наоми за руку.
— А теперь почувствовала?
Наоми покачала головой. Тогда врач подошел к конторке в глубине комнаты, вернулся с какой-то пластиковой бутылкой, открыл ее и сунул Наоми под нос.
— Понюхай.
Она понюхала.
— Понюхай еще.
Наоми послушно потянула носом.
— Чем пахнет?
— Не знаю. Похоже на воду.
Он попробовал улыбнуться, но у него получилось плохо.
— Хочешь мне что-нибудь рассказать?
— Что именно?
— Что угодно. Про папу и маму, например.
Наоми на минуту задумалась.
— Нет.
Тогда Наоми отвели в приемную и велели ждать, пока мама тоже пройдет осмотр.
По дороге домой, в машине, мама спросила Наоми:
— Ты с нами играешь?
— А-а…
— А по-моему, играешь. Ты что, пытаешься разрушить нашу семью? Потому что если это действительно так, юная леди, если ты… — Руки у мамы дрожали так сильно, словно она сама толкала автомобиль по дороге.
Наоми что-то ответила, но ее, похоже, не слушали. Поэтому ей оставалось только сидеть и помалкивать.
А когда мать начала читать лекцию, Наоми вдруг поняла, что она тоже ее не слышит. Ни единого слова.
