И тут все сорвалось. После четырнадцатого удара Аленка вдруг закричала, обращаясь к Коэну:
‑ Пощадите его! Вы же его убьете! Я, я... ‑ она так и не смогла выговорить это...
Но Коэн и так все прекрасно понял. С победной ухмылкой он направился к ней, на ходу сделав знак мордоворотам отпустить ее...
Понял все и Денис. Страшная душевная боль, неизмеримо сильнее физической, пронзила его молнией. Он изо всех сил закричал:
‑ Нет, Аленка, нет! Не сдавайся! Я все выдержу, только ты не сдавайся! ‑ и, обращаясь к Коэну: ‑ Ты, гад, сволочь, ублюдок! Убей меня, только оставь ее!..
Коэн злорадно ухмыльнулся:
‑ Нет, щенок! Я хорошо разбираюсь в людях! Я понял, что для тебя гораздо страшнее другая боль. Ты будешь жить с этой незаживающей раной в сердце! Ха‑ха‑ха!..
‑ Аленка, не надо, пожалуйста! Не позволяй этому уроду дотрагиваться до тебя! Я не переживу этого!
Но девочка не могла смотреть спокойно на его муки. Она посмотрела на Дениса, покачала головой и закрыла глаза, из которых текли крупные слезы...
Коэн и члены его свиты весело скалили зубы. Они развлекались...
Эту боль Денис терпеть был уже не в силах. Его синие глаза, как и глаза Аленки, наполнились горькими слезами...
Коэн увел девочку к себе. Палачи освободили Дениса от оков, и товарищи помогли ему подняться. На пыточном ложе, сплошь потемневшем после того, как через него прошли десятки людей, осталась и его молодая ярко‑алая кровь...
...Коэн, оставив у себя Аленку, продал своих пленников маклеру‑работорговцу, и их на протяжении трех месяцев покупали и перепродавали спекулянты. После каждой сделки их группа дробилась, и вот Денис остался один... Конечно, он был не один ‑ рядом с ним было очень много русских товарищей по несчастью, но знакомых лиц уже на было. Наконец, он попал на крупнейший в мире невольничий рынок в Нью‑Йорке. Денис, казалось, ничего не воспринимал, почти ничего не ел... Ему уже было все равно. Для него уже было безразлично, что с ним станет. Он не мог себе простить, что она, пожалев его, уступила домогательствам богатого извращенца... Если раны на спине зажили и от них остались только страшные шрамы, то куда более ужасным ранам в душе не суждено было исчезнуть никогда...
В огромном торговом центре на Уолл‑Стрите их, закованных в кандалы, распределили по категориям. На балконе, где был вывешен огромный звездно‑полосатый флаг, появился распорядитель торгов. Ударил гонг, и началась обычная торговая суета...
Мимо Дениса проходили покупатели, осматривали его и шли дальше. Покупатели были самые разные ‑ то молодые американские ученые‑биотехнологи в белых рубашках и галстуках, то какие‑то уроды с непропорционально большими головами и вживленными биомеханическими устройствами ‑ это были бессмертные представители "элиты". Последним беспомощные люди были нужны для всяких садистских развлечений ‑ они насиловали своих жертв, устраивали на них охоту, подвергали страшным пыткам и казням, отдавали на растерзание выведенным с помощью генной инженерии ужасным чудовищам...
