— Начнем с фронтона, — сказала женщина, указывая пальцем в сторону треугольника. — Здесь нужно сделать надпись.
Адам Лозанич прищурился. Там, где обычно пишут название виллы или год окончания ее строительства, не было ничего, кроме следов сбитой штукатурки. В самом верху треугольника помещались часы с циферблатом без цифр, на котором заблудились стрелки.
— Надпись должна быть выполнена низким рельефом, но сделайте так, чтобы ее было хорошо видно. Текст здесь... — проговорила женщина, протягивая юноше сложенный листок бумаги.
«Verba volant, scripta manent», — прочитал Адам про себя и, перебирая в памяти знания латинского языка, покрытые толстым слоем пыли, промычал:
— Слова улетают...
— ...написанное остается! А теперь мне пора идти, у меня срочные дела. Будьте внимательны. Завтра я зайду посмотреть, что вы сделали, и договориться о следующих исправлениях. Если проголодаетесь, зайдите внизу с черного хода... там кухня, старая служанка Златана никогда из нее не выходит. У нее наверняка найдется, что вам предложить... — Госпожа развернулась и поспешно спустилась вниз по лестнице.
Оставшись один, Адам Лозанич попытался собраться с мыслями. Снова посмотрев на сад, он понял, насколько все здесь было подчинено одной задаче — получать наслаждение. Террасе по стилю полностью соответствовал и итальянский бельведер. Взгляд из него охватывал почти всю окрестность. То, где находятся границы этого имения, можно было лишь предположить по сгущающейся над ними синеве неба. Там, на расстоянии дней и дней хода, поднимались пепельно-серые горы с побелевшими от вечных снегов вершинами, тянулись туманные низины и большая река с истоками и притоками, скрывавшимися за неясным, размытым горизонтом. Ближе он увидел дорогу, по которой пришел сюда, кажущиеся отсюда игрушечными живописные лесные массивы, словно нарисованные кисточкой искусного акварелиста, увидел геометрический рисунок французского парка, того, через который он прошел на самом подступе к вилле, увидел и то, что снизу, с земли, не было видно, — с южной стороны, рядом с каскадом прудов для рыбы, на поверхности которых играла мелкая рябь, стоял застекленный павильон, а с северной стороны — настоящий ренессансный лабиринт для прогулок, устроенный с помощью высоких подстриженных кустов и тенистых аркад, в центре которого возвышались искристый гребень фонтана, пустой постамент и две совершенно неожиданные здесь пальмы.
Не осознавая ничего кроме этой опьяняющей красоты, юноша сел на ближайший к нему стул из кованого железа, спиной к фронтону.
