Только этот город не был обыкновенным. И то, что цверги впустили сюда случайного человека, было необыкновенно вдвойне.
Алласт не ждал ничего хорошего и тем не менее понимал: в его жизни вот-вот произойдет что-то важное, что-то необыкновенное, выпадающее далеко не каждому. Знать бы только, за что такая честь…
Впрочем, скорее всего, ему это объяснят.
Он лежал под навесом на груде выделанных шкур и наслаждался блаженной прохладой. Вообще самочувствие было каким-то неестественно бодрым, и даже обрубок ноги почти не беспокоил. Вероятно, здесь не обошлось без магии – Энергентам и цвергам вряд ли нужен немощный полумертвый инвалид, от которого не добьешься никакого толку.
Девушка сидела рядом в резном деревянном кресле и по-прежнему смотрела в пустоту. Алласт имел возможность разглядывать ее, не стесняясь.
Он бы не сказал, что она потрясающая красавица – пожалуй, ее брови были слишком светлыми, а нос чуть больше, чем следовало бы. И все же она притягивала взгляд: и ее королевская прямая спина, и длинные ровные пальцы, и гордый изгиб бровей – все это как-то дисциплинировало, заставляло держаться так же спокойно и достойно. Никакого сомнения, что в прежней жизни она была непростым человеком. И как ее, бедняжку, угораздило впутаться в безмолвные игры Энергентов…
Внезапно Алласту в голову пришла дерзкая мысль, которая его самого сначала не на шутку испугала. Но неистребимое любопытство взяло свое.
Он тихонько направил на девушку свой посох и едва слышно начал читать Особую главу из заветной книги мага-врачевателя. Ее применяли в тех случаях, когда применять было больше нечего. Любой начинающий лекарь мог прочитать эту главу и неожиданно получить какой-никакой результат. А мог и не получить, что случалось чаще.
Во всяком случае, для изгнания безумства, которое тяжелее всего давалось врачующим магам, применялась только Особая глава, и Алласт решился.
Вначале ничего не происходило. Потом Алласт заметил, что у девушки порозовели щеки. Это внушало надежду. Только бы вселившиеся в нее Энергенты ничего не заметили…
На пятой минуте Алласт со всей определенностью смог бы утверждать, что в ее мертвом взгляде вспыхивают осмысленные искорки. И вдруг – словно прорвало.
Она вздрогнула – и разрыдалась во весь голос. Сквозь плач можно было расслышать, как девушка раз за разом повторяет: «Папа, мама, простите… простите…»
Алласт не на шутку перепугался, отдернул посох и даже отполз подальше, чтоб его не заподозрили. Впрочем, догадаться было бы нетрудно…
