В восемь ее вели на допрос. Чтобы она рассказала все. Раз — рождение, два — рабство, три — служба, четыре — тюрьма. И она рассказывала. Попробовал бы кто-то не рассказать. Она пробовала, но это было даже хуже смерти. Тот, кто сидел позади нее и чей голос она ненавидела, хотя и понимала, что это самая опасная слабость, которую только может себе позволить, ибо ненависть пожирает осторожность, все чаще смеялся и приговаривал: "Зато ты теперь уважаемый гражданин".
Ей никак не удавалось сосчитать шаги. Она сбивалась уже на первом. Трудно считать, когда у тебя на плечах небо, когда ноги подгибаются, руки трясутся в сумасшедшем танце и постоянно приходится напоминать себе сделать очередной вдох-выдох. Нейрочипы не заботятся о таких вещах. Им безразличен организм. Когда она первый раз обмочилась на допросе, ей хотелось плакать от унижения. В последнее время ей часто хотелось плакать.
Коридоры загибались под невообразимыми углами, и лишь ничтожное тяготение позволяло даже ей, с ее ношей, проходить по ним. Конечно, пригибаясь, чтобы не задеть головой Крышку. Она ведь рядом. Последняя планета. Плутон и Харон. Кто вас так назвал? Кто был тот невольный провидец? Небесная сфера гармонии и совершенства.
Здесь все были совершенными, ангелоподобными существами, поэтому приходилось щурить глаза, чтобы разглядеть в сияющем облаке величественные черты ее стражей. Было ли это длинной агонией, или она уже пребывала по ту сторону жизни? Она подозревала, что и на этот вопрос никто не сможет дать ответ, как никто не сможет сказать — жив кот в ящике или уже мертв. Вселенная ветвилась, выбрасывая чет и нечет жизни и смерти, дня и ночи, но ей хотелось верить, что она еще пребывает в свете.
Чипы — инфекция, их корм — кровь, а отходы — информация. Начальная фаза размножения этой дряни напоминала по внешнему виду и по сути острый приступ малярии — плазмодии собирающегося внутри человека интеллектронного «стукача» внедрялись в красные кровяные тельца и использовали их в качестве строительного материала для себе подобных. Резкое падение уровня гемоглобина вызывало чудовищный озноб, и Одри трясло. Когда количество чипов в крови достигло точки насыщения, что-то замыкало в человеческой машине, искрило и выходило из строя. В первую очередь — слюнные железы и сфинктеры.
Она могла себе представить эту картину — из безвольно открытого рта течет слюна, заливая подбородок, шею и грудь, пахнет мочой, а руки и ноги начинают хорошо отрепетированную пляску. Ей казалось, хотя это было неправдой, что под кожу вгоняют провода и микросхемы, батарейки и переключатели, которые выпускают щупальца, обвивают мышцы и кости, присасываются к сердцу и легким, вытесняя, выгоняя ее саму из последнего прибежища — собственного тела.
