Он обернулся, оказавшись лицом к лицу с девушкой, и спросил:
— Зачем тебе это? Зачем? Ты бы осталась дома, жениха бы себе по сердцу нашла…
— По сердцу? А кто тебе сказал, что ты не по сердцу? — Любава отчаянно смело смотрела ему в глаза, вцепившись в его куртку и прижавшись так сильно, как никогда раньше.
Он обнял ее, закрыл глаза. Не хотелось больше ни о чем спорить, ни о чем спрашивать… Солнце тонуло в море, и в этот момент он открывал дверь комнаты, чтобы увидеть, как умирает мать…
Что-то легонько скользнуло по руке Любавы. Девушка вздрогнула и подняла ладонь к глазам. Вокруг пальцев обвилась черная шелковистая лента. Мягкие черные волосы Бьёрна свесились к ней, переплелись с её рыжими, защекотали висок. Любава улыбнулась и прижалась к плечу Бьёрна, сунула ему нос куда-то в ключицу. Ей было так хорошо рядом с ним… И не было важно, что солнце уже почти целиком окунулось в море, сделав горизонт кроваво-красным, что похолодевший ветер рвет назад волосы и продувает насквозь, что небо потемнело и затянулось тучами, в прорехах которых виднелись далекие звезды… Ей было так хорошо, что не имело значения даже время…
Время… Сколько прошло? Час, два, а может, всего десять минут? Сейчас для него это не имело значения. Потому что впервые за шестнадцать лет он не один. Потому что впервые за шестнадцать лет сторонний человек разглядел живую душу за осколками льда, в которое превратилось сердце…
Спустилась ночь. Ощутимо похолодало, но Любаве в кольце рук Бьёрна было тепло и спокойно. Вдруг что-то зашелестело вокруг, и Любава, открыв глаза, чуть приподняла голову над плечом мужа. Что-то тут же капнуло ей на лицо и скатилось по щеке.
— Дождь? — тихо спросила она, снова прижимаясь.
Он вздрогнул, открыл глаза и поднял голову, будто очнувшись.
— Надо в замок идти, а не то хватятся… — тихо сказал он.
— Надо, — согласилась Любава. А как не хотелось… как хотелось остаться здесь, с ним… Она прижалась к его груди как можно крепче, глубоко вздохнула и отстранилась. Руки Бьёрна при этом так и остались у нее на плечах. Девушка улыбнулась и стала осторожно собирать его уже влажные волосы в хвост. — Ну, пойдем… Дорога раскиснет, точно навернемся где-нибудь…
Он кивнул, опустил руки, с досадой провел по волосам, лезущим в лицо, и вдруг с какой-то грустью оглянулся на море…
Любава поморгала, пытаясь привыкнуть к внезапно упавшей темноте. Дождь усилился, волосы намокли, холодные струйки забрались даже под одежду, и девушка поежилась.
