Разговаривая, они медленно шли по, казалось, нескончаемому бетонному помещению. Под ногами что-то скрипело, и тут Матвей понял: это не бетон, а скала. Не раз бывал в рудниках. Хотел спросить, вырубили или пещера естественная, но раздумал. Откуда-то шел свет. Прошагали какой-то штрек.
— Ну, вот и пришли.
Они стояли в небольшом помещении или пещере, толком не разобрать. Роман Эсхакович несколько раз качнул фонарем, и из глубины неслышно выплыли две фигуры, вроде бы женские. Когда они появились, показалось, будто открылась дверь в помещение, где гудит веселье. Потом как отрезало.
— Матюша! — с чувством сказал Роман Эсхакович. — Выбирай. Или ты идешь туда, — он махнул фонарем в сторону уютного веселья, — к нам… Но там жизнь коротка, горим, словно электродуга. Или выпустим тебя наверх — тлеть, коптить, лечить геморрои. Протянешь, а конец один. Впрочем, я не агитатор. Ты понял, что я давно раскусил тебя, алкаш ты башковитый.
— Но ведь башку-то мы не губим…
— И ты поверил в эту галиматню! — Он так и сказал: «галиматню», даже в само слово вкладывая невыразимое презрение. — Настоящую башку никакая сивуха не возьмет! Губит она те башки, которые и так ни на что не годны. И в этом главная загадка алкоголя. Кто разгадает — король!
В полумраке раздалось сдержанное хихиканье, по голосам Матвей вдруг понял: девчушки! Стал с интересом приглядываться.
— А это кто?
— Да погоди! Говори свое решение.
— Но что у вас там?
— Страна Гамаюн! Помнишь, Володя пел про птицу счастья? Вот она, мы ее создали! Но экскурсантов не пускаем. Или ты с нами, или уходи к геморроям.
— Эта птица еще называется Каган…
— Знаю. Но Володя называл ее Гамаюн.
Матвей угрюмо сказал:
— До геморроя мне еще далеко. А вот дело одно наверху есть. Поклялся: доведу. Дай только опохмелиться.
Голос Романа Эсхаковича дрогнул:
— Только жаль, что не хочешь под крыло птицы Гамаюн. Она многих оберегла… А за тебя боюсь. Там, наверху, люди злые к нашему брату, оборотистые. Выдадут и продадут.
Он махнул красным фонарем, и только теперь Матвей понял, что это, видимо, был символ верховной власти тут, в темном подземелье.
— Гамаюночки! Приведите его в форму, сделайте все, что потребно, дабы там, наверху, его сразу же не забарабали.
Он повернулся, но Матвей его остановил:
— Роман! Скажи, сколько ты за свою жизнь выпил?
И ответ прозвучал громом в подземелье:
— Я выпил столько, что тебе не переплыть!
Матвея снова начала бить дрожь, но ласковые ладошки справа и слева подхватили его и повели. Куда, он не разобрал, потому что всматривался в девичьи силуэты. Одна вроде была яркой блондинкой, другая — чернокудрая. Временами чуть более сильный свет обрисовывал красивые личики, но черт не разобрать. Одна благоухала вроде бы ландышем серебристым, другая — красным маком.
