Володя отозвался мгновенно, ответил исчерпывающе и почти коротко, истолковав так, как того и опасался Алик, сокрушая продуманное наступление, когда Алик почти перестал бояться:
— Говна пирога! Родная уехала к тетке, так я как раз об эти выходные имел безобразия с соседкой и шведом. Соседка же в гостинице горничной работает, ну я тебе говорил.
Язык его, оторванный от амброзии историй, звучал незамысловато, изобилуя жаргонизмами десятилетней давности.
— Отбарабанили шведа во все параметры, а утром выгнали.
— Почему, — тупо поинтересовался Алик.
— Надоел! — внятно отвечал Володя и, не успел Алик переварить, добавил, — Поучаствовать хочешь, что ли? Так я тебе позвоню в следующий раз, как оказия выйдет, — после чего перевел разговор на технические характеристики микрофона.
Объясняться, доказывать, что Володя ошибся насчет намерений Алика — еще хуже, наверняка решит, что Алик принимает проблему близко к сердцу и примется убеждать, что ничего нет легче, чем отбарабанивать по шведу за вечер. Как им удается жить так просто? Чувствовать себя правыми и безгрешными. Нет, Алик не ханжа и не прыщавый подросток, в происшедшем ничего нет страшного, чрезмерного или дурного. Не было бы, если бы не Вика. Хотел ли он, чтобы так получилось? Специально ли оставил их с Валерой наедине? Почему присоединился к ним, вернувшись? В молодости, наверняка, все оказалось бы проще. И не стоило бы ни гроша. В смысле переживаний. В молодости Алик воспринимал подобные эксцессы легче. Он же не рассорился с Валерой, когда тот увел у него девушку. Валера ни при чем. Проблематично его собственное желание. Намеренно или случайно? Разве можно не знать о собственных побуждениях? Собственное, собственные… А ну как, у него нет ничего собственного? Вот что страшно.
— Ну, привет! — сказал Володя, — значит-ся, договорились.
— О чем? — спохватился Алик, крутя пальцами граненый стаканчик.
— А ты знаешь, сколько у него граней? — спросил Володя. — Да не пересчитывай, сразу отвечай!
— О чем договорились? — Алик затравленно смотрел на своего мучителя. Володя, как представитель ясного и торопливого мира, не останавливающегося, не желающего останавливаться, не умеющего останавливаться, чтобы поразмыслить над собственными проблемами, либо вовсе не имеющего их, простодушно мучил Алика.
— Позвоню тебе в конце недели. Всего-то пара дней осталось. В понедельник, ты помнишь, мы работаем в "У Муму". Выходные свободны, в кои-то веки, знай — оттягивайся. Двадцать, инженер фигов!
