Опять хочу подчеркнуть, что в политической практике ничего нового Бурбулис уже открыть не может — здесь все ясно. Важен факт хладнокровного сбрасывания маски. Ведь можно было и вопрос о распаде СССР трактовать мягко: мол, референдум был в марте, а после августа ход событий приобрел бурный и необратимый характер и мы, демократы, как ни старались выполнить наказ народа, сделать этого не смогли и т.д. Нет, сказано откровенно: большинство хотело сохранения СССР, а мы — нет. И мы его разрушили. Политика режима по отношению к воле, предпочтениям, пусть даже предрассудкам большинства носит демонстративный характер.
И все это уже после расстрела детей в Ходжаллы — они своей смертью оплачивают радость по поводу крушения империи. После бойни в Бендерах и Курган-Тюбе. После того, как остались без хлопка русские ткачи и без цветных металлов — машиностроение России. Погружением в катастрофическую разруху обернулся для нас геростратов комплекс Бурбулиса и олицетворяемого им режима. Ведь мог бы сделать по этому поводу скорбное лицо — нет, откровенная радость. Притворяться уже нет надобности.
Как видим, даже хилая овечья шкура демократической фразеологии сбрасывается. Вот интеллектуал перестройки Н.Шмелев предупреждает: «Революция сверху отнюдь не легче революции снизу. Успех ее, как и всякой революции, зависит прежде всего от стойкости, решительности революционных сил, их способности сломать сопротивление отживших свое общественных настроений и структур». Понимает ли интеллигенция, взявшая на себя в этой революции роль штурмовиков, что носитель «отживших свое общественных настроений» — подавляющее большинство народа, а «структурой», сопротивление которой надо сломить, являются старшие поколения, построившие и защитившие страну?
Речь о демократии может идти, лишь если граждане понимают смысл всего происходящего. Но ведь язык, на котором вполне сознательно говорят власти, не понимает подавляющее большинство не только населения — депутатов парламента! Вслушайтесь в доклады Гайдара и посмотрите на лица депутатов в зале — они отключаются на третьей фразе, как только начитавшийся плохо переведенных учебников премьер запускает свои «ваучерные облигации» или «кривые Филлипса». Да разве ответственно информирующий (не говорю — советующийся) политик употребляет такой язык! И разве не знает внук двух писателей, что элементарная вежливость запрещает использовать выражения, которых не понимает (или может неправильно понять) слушатель?
