Будильник показал без пятнадцати одиннадцать. Разумеется, без пятнадцати одиннадцать ночи. Днём тут явно не пахнет.
В соседней комнате, что принадлежит Киаре, царила полная сонная тишина. Удивительно. Что, сегодня только я собираюсь в Круг Поединков на разбирательство? А мой верный и вечный (равно как и я) Подхват? Как я без него отправлюсь получать положенное мне число поджо… затыльников?
Однако стоило мне только об этом подумать, как где-то тишину прорезал звон другого будильника. Старого и громыхающего, как нажравшийся до поросячьего визгу слон в посудной лавке. Значит, всё в порядке. Киара проснулась. Уж кто-кто, а она меня никогда не бросит, равно как и я её. Даже не помню, чтобы мы серьёзно ссорились хоть раз в жизни. Ни шмотки, ни парни, ни чьё-то внимание — ничто не может пересилить нашу сестринскую любовь. Ничто.
Даже Круг Поединков махнул рукой на то, что мы делали руг другу поблажки. Даже он. Его Кодекс предусмотрел всё, кроме близняшеской преданности.
Аккуратно застелив постель (есть большая и нехорошая вероятность, что после поединков могу оказаться и не дома), я приблизилась к гардеробу и предалась размышлениям: что бы такое одеть… Сложный вопрос: тряпок — прорва. Откуда беру? Покупаю в ночных магазинах. Откуда беру деньги? Ну… Когда как. Когда нахожу (правда, всё больше мелочь), когда ворую, когда в лотерее повезёт… Впрочем, это всё неважно, так как в этом вопросе моя совесть давно заткнулась, а мне его не хочется обсуждать. Просто мир — дерьмо, но жить в нём как-то надо. И если не ты кого-то, то кто-то — тебя. Негласный закон каменных джунглей. Там, где я провожу ночи напролёт, он очень хорошо действует.
Я вытянула серые карго, доходящие мне до середины икр, белую майку и рубашку с длинными рукавами цвета мыши-полёвки. Откуда-то на голову свалилась пара белых носков, а подбирая их, я заметила на нижней полке серые кроссовки. С одеждой всё ясно. Оно всегда вот так просто решается.
Наведя чёрным глаза и завязав копну тонких косичек в высокий хвост (сегодня в меню — таскание за патлы, хоть Майк и бритоголовый), я вышла в коридор. Возле входной двери, рисуя на пыльной поверхности тумбочки цветы, меня поджидала сестра, одетая аналогично, только в другой цветовой гамме и рубашка у неё была завязана на бёдрах.
Вот вам и эффект близнецов. Один из многих.
Проверив запертые окна-двери, мы вышли в прохладную тьму Киндервуда. Недалеко мелькнул луч света и погас — бдительные сторожа, блин. Светят со своих башен прожекторами куда угодно, но, к счастью, не куда надо. Иногда мне их даже жалко: мы, такие самонадеянные, вот уже сколько лет водим их за нос. Остаётся неразгаданным только один факт: неужели ни с кем из наших за пределами Киндервуда ещё ни разу не случилось что-то такое, что открыло бы тайну наших «диверсионных» вылазок? Приюту три сотни лет, и три сотни лет поколение за поколением водит взрослых за носы? Хорошо, предположим, что вылезают только те, кто старше тринадцати лет, то есть, кто живёт в своих домах, так как из жиляка ночью так просто не выберешься. Сколько таких? Несколько сотен? И ни с кем ничего ни разу не приключилось?
