ГЛАВА V. КРИ — КОРОЛЕВА АЛЬП
Потом в глаза Акселю просочился свет — не такой яркий, как над Цугшпитце, а, скорее, серо-голубоватый, немного сумеречный, свет неглубокого подземелья. Мальчик лежал лицом вниз на чём-то влажном, твёрдом, неровном и очень неудобном. И сверху был придавлен чем-то сухим, твёрдым, неровным и неудобным. Аксель встал на колени, затряс головой и поднял глаза, готовый ко всему чудовищному, что сейчас обрушится на него.
Но ничего пока не обрушилось — наверное, таилось и выжидало. Он опять стоял исцарапанными коленями (хоть немного, к счастью, защищёнными лыжными штанами) на каменном бугристом полу небольшой пещеры. Вся она была размерами, пожалуй, чуть больше Шворка, и, может статься, поэтому-то его в ней и не было. Очевидно, пёс выплюнул Акселя на пол, а его рюкзак — на спину упавшему мальчику, и сейчас рыщет где-то поблизости.
Свет, проникающий сверху, сиял в ослепительно-голубом проёме окна с неровными краями, метрах в четырёх от пола. Шворк смог бы просунуть в такую дыру разве что нос да пасть. Но зачем он принёс сюда Акселя? Пещера с застывшими на стенах ледяными потёками и разводами инея по стенам была явно пуста.
— Может, тут есть второй выход! — твёрдо сказал себе Аксель. — Вперёд!
Но прежде он слазил в рюкзак и, достав тёплый свитер и лыжную шапку, надел всё это. И устремился вперёд, в самый тёмный угол пещеры, сжимая на всякий случай в правой руке тяжёлый термос. Вряд ли им испугаешь какую-нибудь рожу вроде той, из телевизора, но уж крутому кипятку в глазищи она точно не обрадуется! Как и предполагал мальчик, в углу зияла ещё одна узкая щель — проход вглубь горы. И, кажется, там было не совсем темно… Он протиснулся в щель, втянул за собой верный рюкзак, разогнулся, чуть не поскользнувшись на льду, и увидал такое, что челюсть отвалилась.
Перед ним был громадный подземный зал, наполовину освещённый падающим сверху, через пролом где-то высоко-высоко наверху, занавесом дымящегося синеватого света. То ли из-за сосулек, вмёрзших в стены и потолок, то ли из-за каких-то кварцевых вкраплений в горной породе этот свет дробился и сверкал мириадами огней. Если бы такой зал увидел дедушка Гуго, то, наверное, сразу окрестил бы его (все поэты обожают такие образы) Пещерой Тысячи Глаз. Пол её был каменистой платформой, пожалуй, слишком ровной, чтобы поверить, что тут не вмешалась рука человека. И ближе к своему центру, то есть к столбу света, платформа эта приподнималась, словно подножие каменного трона; в каменных руслах, окружавших возвышенность с четырёх сторон, стояла чёрная вода. Маленький ключ, со стеклянным плеском бивший из западной стены, всё время наполнял четырёхугольный бассейн, в котором имелся, очевидно, ещё какой-то подземный водосток. А вот и сам трон — громадный валун в центре светового столба. Он мало походил на сиденье, скорее — на тающий сугроб снега. Но тоже весь был усыпан блёстками, и потому выглядел ещё красивее, чем усыпанное самоцветами золото.
