Он входил в нее все глубже и глубже, не сбрасывая с плеч коромысла и медленно приближаясь к стремнине,
пока любезный сердцу звездный небосвод-родственник во всю ширь не распластался над ним;
пока не сомкнулись над ним переливающиеся расплавленным серебром воды-родственники;
пока заблудшая птица-родственница не накрыла его своими черными неистовыми крыльями и трижды в сумерках жалобно не прокричала:
— Бедный Ротшильд! Бедный Ротшильд! Бедный Ротшильд!
