— Деревья и птицы в небе — мои родственники, река — родственница, даже кошка Хая — моя родственница, — промолвил Ицик. — Их у меня никто не отнимет. Никто. Правда? Ни русские, ни литовцы, ни французы… Это родство дано мне самим Господом Богом до моего смертного часа.
— Да ты, Ицик, не так прост, как с первого взгляда кажешься, — восхитился рабби Гилель, глаза у него засверкали, ноздри раздулись, и рука нырнула в дебри бороды за уловом какой-нибудь похвалы для банщика. — Тебе не дрова колоть, а из Торы мыслью искры высекать.
— Спасибо, рабби! Вы всегда были добры ко мне.
— Кто же благодарит не за суп с мясом, а за пустую миску? Мы для тебя ничего ровным счетом не сделали. Только раздразнили тебя. — Рабби Гилель нагнулся, поднял с земли сиротливый камешек и положил на могилу старого Авигдора. — Это плохо, что новые власти взяли и отменили маршрут Каунас — Париж, а вместе с ним отменили и нашу надежду. Но ты не расстраивайся: надежды долговечней любой власти.
У Бедного Ротшильда не было повода для расстройства — он и раньше ни на что не рассчитывал, хотя и не осуждал рабби Гилеля и Залмана Амстердамского за то, что они поверили в чудо, которому с самого начала не суждено было свершиться. Ицик жил без родственников, проживет, если Бог будет милостив, и остальной, отмерянный ему небесами остаток лет.
Смена власти его мало интересовала. При любой власти люди ходят в баню, а значит, без работы и без куска хлеба он не останется. Рабби Гилелю не придется у входа в синагогу просить за него милостыню. Слава Богу, Ицик неплохо зарабатывает — на хлеб хватает. При Советах любителей горячего пара даже прибавилось — каждый вторник русские командиры повзводно приводили мыться своих солдат. Предбаннник был завален красноармейскими гимнастерками и уставлен кирзовыми сапогами, которые были прикрыты наспех брошенными портянками. От портянок и кирзовых сапог, составленных в ряд по ранжиру, шел острый запах победы, которая больше походила на воскресную прогулку. Аптекарь Залман Амстердамский клялся, что русские заняли всю Литву за одну ночь без единого выстрела.
Был среди победителей и офицер-еврей из Белоруссии — Бедный Ротшильд его, голого, сразу и вычислил. Молодой курносый боровичок с иссиня-черными глазами и такими же черными кудрявыми волосами.
— Как тебя зовут? — спросил он у банщика на покалеченном, но вполне терпимом идише.
— Ицик.
— Стало быть, по-нашему, по-советски ты — Игорь… А фамилия?
