» — приказывает главнокомандующий, замечая, что его планы перестают быть тайной для неприятеля. «
Cherchez ie juif!» — восклицает государственный человек, когда национальные мероприятия отравляются сатанинской ложью в яко бы либеральной и яко бы нееврейской печати, а с другой стороны тормозятся какой-то гнусной подпольной силой. «
Cherchez ie juif!» — вправе сказать, наконец, мыслитель, когда вечные законы разума и сама идея справедливости осмеиваются и замирают в том биржевом хаосе, который на наших глазах охватывает наиболее жизненные части социальных организмов.
VI. Во всякий из своих гешефтов, как и в любую из денежных спекуляций своих еврей вносит чутьё виртуоза. Он найдёт место, где следует стать и время, когда надо действовать; своему банкирскому «заведению», как и выставке своих товаров он сумеет придать надлежащие цвет и блеск. Знает он и язык, которым надо говорить, и тот гвалт и треск, которые выгодно затеять; он понимает, как расставить сети доверчивым страстям и какую приманку бросить расточительным капризам; не ошибётся он в выборе посредников и не промахнётся, атакуя своих конкурентов то ловким пренебрежением, то клеветническим наушничеством; умеет он не только приобретать доверие, но и, потеряв его однажды, создавать вновь; не забывает вовлечь в свои затеи сильных мира сего; становится предерзостным и наглым, будучи разоблачен, и никогда не прочь через интриги и подкуп достигнуть молчания и безопасности.
Но, прежде всего и больше всего проявляет энергии его скользкая и эластичная воля. Не отступая ни перед каким усилением и приноравливаясь ко всяким комбинациям, он одинаково способен довести до благополучного конца плутню, рассчитанную на десять лет, как и сообразить и завершить обман с быстротой молнии. Его неутомимое самомнение есть исчадие ада, в глазах которого не «завоёвано» ничего, пока остаётся завоевать ещё что-нибудь.
Не имея обыкновения останавливаться на половине дороги, природа устранила из еврейского понимания всё, что могло бы замедлить его своеобразное развитие. Двигаясь быстрыми толчками и внезапными импульсами, всегда имея предметом лишь непосредственные факты и познавая их так, как если бы у них не было ни вчерашнего, ни завтрашнего, даже питая отвращение ко всякому серьёзному и глубокому разумению вещей еврейский ум оказывается в прямом противоречии с дарованиями политическими.
В политике уже нет речи о том, чтобы одурачить покупателя или распространить панику; увёртки и скачки торгашеского лукавства, которое ничего не видит, кроме сегодняшнего успеха и пренебрегает законами нравственности, непременно довели бы правительство до погибели. И, наоборот, в делах торговых, а особенно в тех, где преуспевает еврей, эти же качества — суть его могучей силы.
