(то есть особенно)
верных. Если под «верными» мы, не без некоторого основания, понимаем себя, православных, то слова «Бог есть спаситель всех человеков» никуда ведь не деваются. В другом месте той же Книги написано, что
язычники, не знающие Бога, будут судимы по закону своей совести. Вот и ответ на Ваш вопрос. Если человек, не знающий Бога, не был богопротивником, но поступал в своей жизни по Божьему, исполнял нравственный закон, данный Богом и свидетельствованный в совести, и тем пусть в малейшей, пусть в несовершенной степени, но уподобился Богу, – то у нас нет никаких оснований прежде суда Божия «записывать» такого человека в адский огонь. Что касается спасения православных христиан, то Сам Бог говорит нам об это т
о, что должн
о, вообще-то говоря, сбить нашу спесь, наше, увы, нередко встречающееся сознание исключительности и злорадное осуждение на погибель прочих христиан и вообще всех людей. Вот Его слова (из той же Книги):
многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. Если мы, православные, – «сыны царствия», то вот нам явное предостережение: озаботиться мы должны прежде всего нашим спасением (или, что то же – воплощением написанного в упоминаемой Книге в свою жизнь), а участь других людей предать Богу, и не решать за Него, кого Он спасёт, а кого нет.
22. Меня всегда смущала позиция православных христиан, что они носители истинной религии не только в масштабе всего мира, но и среди христианских конфессий. Даже название «православные». Откуда такая непоколебимая уверенность? А вдруг это заблуждение?
Уверенность эта имеет очень простые и зримые причины. Любое сколько-нибудь добросовестное историческое исследование покажет всякому интересующемуся, что именно Православие сохранило в неприкосновенности и неизменности догматическое и нравственное учение Древней неразделённой Христовой Церкви. Но главное в заданном вопросе вовсе не это, а высказанное «смущение» и неуверенность. Очень важно задуматься православным христианам – почему оно возникает. А ответ тут вот какой, не очень-то, надо сказать, для нас утешительный. Дело в том, что учение Христовой Церкви, которое в чистоте содержится Православием, не выявляется (или, в лучшем случае, плохо, недостаточно, выявляется) в жизни православных христиан. Не выявляется же оно потому, что в сердцах и головах многих православных главное место занимает не Иисус Христос и жизнь Им и с Ним (что, собственно, и составляет истину Церкви), а что-то другое, околоцерковное: национальная самоидентификация, богатые и разнообразные исторические, эстетические, социокультурные и прочие традиции Православия, и т.п. Эти вещи, бесспорно, во многом прекрасны и замечательны; но если они превращаются в нечто самоценное, в идеологию, то из Православия уходит жизнь, оно становится этнографическим музеем с неадекватными и вдобавок весьма агрессивными смотрителями и смотрительницами. Традиции должны быть тем, что помогает человеку жить во Христе и со Христом «здесь и сейчас». А если они не приводят нас к подлинной, осуществляемой именно в нашем времени и положении, евангельской жизни, то получается огромный разрыв между учением Церкви и повседневным существованием православных христиан. И это – важнейшая проблема сегодняшней церковной действительности. В нашей жизни не видно, что Православие преображает нас, что мы становимся другими людьми, отличающимися любовью, радостью, миром, долготерпением, благостью, милосердием, верой, кротостью, воздержанием, мудростью, трезвостью, порядочностью, добрыми делами. Мало того, часто люди церковные «выпадают из реальности» и становятся нравственно даже хуже, чем их невоцерковлённые соотечественники. Почему так? Потому что не ищут Христа, потому что Евангелие в их жизни – не на первом месте, а в лучшем случае «в ряду» многих побочных этнографических вещей. Именно этот вопиющий разрыв между теорией и практикой и заставляет многих внешних людей задаваться вопросом: «вот, православные говорят, что у них истина… но не заблуждение ли это?» И тут мы не можем дать иного ответа, кроме того, чтобы начать
