Вместо привычного стиля жизни появляется множество разнообразных «стилей жизни», один другого экстравагантнее и возмутительнее, по прежним понятиям. Вместо привычных «солидных» фирм со строгой иерархией престижа и сфер компетенции служащих раскручивается калейдоскоп возникающих и исчезающих комитетов, центров, комиссий, институтов, корпораций, по‑разному (иногда очень значительно) влияющих на развитие экономики, политики, культуры. Вместо стабильной «профильной» организации управления по отраслям возникает «проблемная» организация, каждый раз новая для решения каждой новой проблемы. Вместо привычной бюрократии и плутократии появляется невиданная прежде «адхократия» – «комитеты ад хок» (для данного случая), «калифы на час», которые на этот час оказываются важнее самых важных президентов и директоров.
Средства массовой информации – пресса, радио, телевидение, поглощающее кино и театр, – становятся средствами массового оглупления людей, бесцеремонной и бессмысленной манипуляции личностью человека. Искусство превращается в стремительно сменяющие друг друга модные кривлянья, в «потеху одноразового пользования». Наука, подбираясь к секретам управления развитием физического и психического облика человека, готовится поставить массовое оглупление людей и манипуляцию личностью на «научную» основу, ускоряет процесс превращения гомо сапиенс в какой‑то кибернетический организм.
Все более неуютно чувствует себя человек в этом «безумном, безумном мире». Все чаще оказывается он в состоянии шока. А ведь все это, доказывает автор, только начало. Потому что это – не просто шок, а футурошок, шок от столкновения с будущим. Как же встретить этот «вызов будущего»? Тоффлер предлагает рецепты: во‑первых, срочно развивать «исследования будущего», интегрировать прогнозирование – целеполагание – планирование – программирование – проектирование – управление в единую систему; во‑вторых, начать «обучение будущему» в школах, университетах, по каналам массовой информации, знакомя людей, особенно молодежь, с социальными последствиями научно‑технической революции, облегчая их «приспособление» к будущему; в‑третьих, расширять практику социальных экспериментов, искусственно создавая «плацдарм для наступления на будущее».
Слов нет, и то, и другое, и третье немаловажно. Но столь же ясно, что одним лишь исследованием, преподаванием и социальным экспериментом беде не поможешь. Без изменения образа жизни любые попытки «наступления на будущее» остаются заведомо утопическими. Тем самым еще более усиливается впечатление безысходности «футурошока».
