Слово «ландшафт» употребляется в этой книге впервые. Оно немецкого происхождения: «land» — земля, а «schaf» происходит от глагола «schaffen» — творить, создавать. Мы будем использовать термин «ландшафт» для обозначения почвы в единстве со всем, что сотворено на ней силами природы и человека. В соответствии с нашим определением, «ландшафт» — понятие более емкое, более нагруженное содержанием, чем пресная плоская «территория», главная характеристика которой — размеры ее площади. «Ландшафт» же насыщен материализованными в нем событиями природного и социального мира, он тварен и предметен. В нем есть разнообразие, стимулирующее познавательную деятельность, с ним можно налаживать деловые и интимно-личные отношения. Тому, как это делает ребенок, и будет посвящена настоящая глава.
Когда дети пяти-шести лет гуляют в одиночестве, они обычно склонны пребывать в пределах небольшого знакомого пространства и больше взаимодействуют с отдельными объектами, которые им интересны: с горкой, качелями, забором, лужей и т. д. Другое дело, когда детей становится двое или больше. Как мы уже говорили в главе 5, объединение с себе подобными делает ребенка гораздо смелее, дает ему ощущение дополнительной силы коллективного «Я» и большей социальной оправданности своих действий.
Поэтому, собравшись группой, дети в общении с ландшафтом переходят к уровню взаимодействия более высокого порядка, чем в одиночку, — они приступают к целенаправленному и вполне осознанному освоению ландшафта. Их сразу начинает тянуть в места и пространства совсем чуждые — «страшные» и запретные, куда без приятелей они обычно не ходят.
«В детстве я жила в южном городе. Наша улица была широкая, с двусторонним движением и газоном, отделявшим тротуар от проезжей части. Нам было по пять-шесть лет, и родители разрешали кататься на детских велосипедах и ходить по тротуару вдоль нашего дома и соседнего, от угла до магазина и обратно. Заворачивать за угол дома и за угол магазина строго запрещалось.
Параллельно нашей улице за нашими домами шла другая — узкая, тихая, очень тенистая. Родители почему-то никогда туда детей не водили. Там молельный дом баптистов, но мы тогда не понимали, что это такое. Из-за густых высоких деревьев там никогда не было солнца — как в дремучем лесу. От трамвайной остановки двигались к таинственному дому одетые в черное молчаливые фигуры старушек. У них всегда были какие-то кошелки в руках. Позже мы ходили туда слушать их пение, А в пять-шесть лет нам просто казалось, что эта тенистая улица — странное, волнующе-опасное, запретное место. Поэтому — притягательное.
