- А если бы клевало? - Скачков не понял, при чем здесь рыба.
- Тогда я давно бы наклевался. Я сказал себе, что буду пить лишь после того, как клюнет. Как сказал, рыба перестала клевать. А раньше клевала хорошо. А то сразу. Жена не хочет, чтобы я пил, мать не хочет, теперь и рыба, - засмеялся Алесич, показывая редкие зубы. - Позавчера ни одна не клюнула. Осталась полная бутылка. Что делать? Домой нести? Не в моих правилах! Выпить? За один раз для меня много. Домой не доползу. Со злости швырнул вон туда, где осока. Там как раз караси разыгрались. Не хотите, чтобы я пил, сами пейте. Потом, пока не стемнело, шлепал по воде, искал бутылку. Так и не нашел. Затянуло где-то илом. Вчера, правда, повезло. Клюнула. Да с самого утра. Только удочку забросил - и готово. Ну и глотнул. А после уже и не глядел, клюет или нет... А сегодня опять тихо. Хорошо, что вы подошли. - Он откупорил бутылку, подал Скачкову: - Пару глотков...
Скачков взял из рук Алесича бутылку, отпил немного вонючей теплой водки.
- Закусите, - подал Алесич несколько зеленых перьев лука. Выпил сам, закрыл бутылку и снова сунул ее под ватник.
- В отпуске? - Скачков незаметно выкинул закуску.
Алесич помолчал, глядя на воду, в ту же известную одному ему точку, потом с неожиданной душевностью признался:
- Не хочется, Валерий Михайлович, ни работать, ни отдыхать.
- Не понимаю, - подсел к Алесичу Скачков. - Чтоб живому человеку ничего не хотелось...
- Нечем жить, - сказал так просто, как говорят о чем-то глубоко пережитом и хорошо продуманном.
И все же Скачков не поверил ему. Еще недавно он сам, Скачков, говорил что-то похожее своему преемнику. Так он же, считай, жизнь прожил, достиг в этой жизни такой высоты, какой не каждому удается достигнуть. А Алесич, если разобраться, ничего же не видел, ему много чего должно хотеться.
- Как нечем жить? А работа? Семья?
- В семью не верю... Семья, когда все идет ладом, когда все держится на доверии, уважении, поддержке. А если только общая газовая плита да, извините, общий сортир, это не семья.
Уловив в словах Алесича игривые нотки, Скачков засмеялся, сказал будто шутя:
- Знаешь, Иван, как это называется? Капитуляция. Капитуляция перед жизнью. Если мы все из-за бутылки света белого не станем видеть, то нам хана. Деградируем. А тем временем женщины завоюют мир.
- Они и так нас на задний план... Только хорохоримся, что мы то да се, а на деле давно танцуем под их дудку. А кто не хочет танцевать, того выгоняют из дома и подыскивают себе более послушного танцора. Нам остается только одно... - Алесич опять достал бутылку. - Может, еще по глотку?
