У нас в литературе ужасно любят числить хорошего писателя "в тупике".
Всеволод Иванов не торопился оправдаться. За последнее время его имя редко появлялось под новыми произведениями.
Но в прошлом году он порадовал нас двумя превосходными прозаическими вещами - "М.Горький в Италии" и "Красная площадь".
Первая из них - шесть журнальных страничек воспоминаний о Горьком; вторая - объемистый оригинальный исторический очерк о Красной площади, от седой древности до наших дней.
Хотя обе вещи написаны в разной манере и содержат в себе разный материал, но читаются одинаково хорошо, говорят о большом, свежем таланте писателя и показывают, что Всеволод Иванов не только не пребывает "в тупике", но, наоборот, полон творческих сил, находится в блестящей форме и продолжает литературные поиски, чем занимается с самого начала своей писательской деятельности с достойным удивления и похвалы упорством подлинного мастера.
Нет ничего печальнее, чем когда молодой писатель после первой удачи бросает паруса и отдается на волю благоприятного ветра!
Настоящее искусство рождается в поисках нового курса и в борьбе.
Всеволод Иванов всегда находится в состоянии творческой тревоги и напряжения. Его никогда не удовлетворяет достигнутое. Поэтому всегда особенно интересно читать каждую страницу, подписанную его именем.
Две новых вещи Всеволода Иванова - это две новых комбинации красок на его палитре.
"Горький в Италии" - прелестный, очень ясный и немного грустный диалог, в котором Всеволод Иванов, разговаривая с мастерски изображенным Максимом Горьким, как бы разговаривает с самим собой.
Тема этого диалога - сомнения художника.
"- А вы много песен знаете? - спросил он вдруг у меня.
- Не пою и не знаю.
Он даже отшатнулся:
- Это у вас убеждение или случайно?
- Думаю, что случайно. Семья наша была непевучая, приятели тоже мало пели, разве что по пьяному делу...
Он перебил меня:
- Да, конечно, это случайно! Писатель не может не петь, не знать песен. Писать - это значит петь. А стихи вы писали?
Я сказал, что писал, - и очень отвратительные стихи.
Он улыбнулся и не то шутя, не то серьезно сказал:
- А я каждый день стихи пишу".
Или:
"- Художник этот работоспособности и чувствительности удивительной, сударь мой. На него, знаете, старые итальянские мастера крыло, положили, и по нему можно судить, какое у предков наших было трудолюбие...
- И талант.
Он косо взглянул на меня, ухмыльнулся:
- Талант, знаете, очень нежная штука, его можно и пропустить или смять грубостью. За талантом надо долго и пристально смотреть...
