Ошибок не было, как он их ни искал. Все было безукоризненно, математически и статистически выверено. И только тогда он понял, сообразил, осознал, поверил (нет, не поверил, но сделал первый шаг к этому), что этими примитивными формулами, этим примитивным компьютером, которому не хватало умишка и памяти вместить в себя еще что-то, кроме простенького калькулятора и текстового редактора, он доказал Существование. Существование Бога. И это вело его к еще более (в конце концов, так ли мало у нас доказательств на Его счет?) сногсшибательному следствию — ему было дано Знамение. Знамение о том, что он Избран.
До тех пор он не подозревал, что за его Помощью стоит что-то еще, кроме собственной совести, собственного желания и собственного везения, всегда сводящими его с теми, кто в нем нуждался. Он иногда легкомысленно к ней относился — позволял себе неделями ничего не делать, болея, валяясь на диване и разглядывая сонных мух. Теперь этому должно положить конец. Прочь легкомыслие, прочь неверие! Изыди.
Размышляя о своем нечаянном открытии, он стал подумывать — не открыться ли ему, не исповедаться ли отцам веры? Поколебавшись, он отверг это. Не нужны ему ни отцы, ни сыновья, ни ученики. Мороки с ними. Не успеешь оглянуться, как продадут за три-дцать-серебряников, распнут и будут плевать в лицо, смеясь. У него слишком много забот.
Он больше не позволял себе расслабиться. Это теперь его Крест, его Работа, пусть и приносящая наслаждение.
Этой ночью он точно знал куда пойдет. После Знамения такое тоже стало в порядке вещей. Он мог сказать — какая это улица, какой дом, подъезд, квартира.
Знал и кто это будет — женщина. Знал — какое Орудие выбрать на этот раз, какой План применить, чтобы Нуждающийся получил по заслугам.
Неспокойные времена требовали скромности и незаметности в одежде. Поэтому он снял с вешалки запачканный грязью плащ с начищенной бляхой ночного курьера, одел его, взял со скамейки форменную желтую кожаную сумку, на широком ремне с погнутой сверкающей пряжкой, которую он вместе с бляхой ежевечерне чистил пастой Гойи,[1] положил внутрь Орудие, нацепил сумку на себя так, что она, как и у всех из гильдии курьеров, висела на животе, предохраняя от нечаянного удара ножом, натянул вязаную шерстяную шапочку, найденную им за городом в заброшенной бане, посмотрел на себя в треснутое зеркало, где трещина проходила точно по его шее, покрутил головой, убеждаясь в обмане зрения, проверил — закрыты ли краны, из которых и так давно ничего не капало, и отключен ли газ, который давали только по великим праздникам, к сожалению уже отмененным, выключил свет (электричество в городе почему-то не иссякало) и вышел из квартиры.
