— Я сражался, — хмуро ответил Герд и шагнул к двери. Уже на пороге обернулся. — Ты бы хотела, чтобы я погиб вместо него?
— Я хотела бы… — Она запнулась, будто ударилась о невидимую стену, потом упрямо вскинула голову и закончила: — … чтобы Дравона убил ты.
— Я не могу. — Герд досадливо тряхнул головой. — Только тот, в чьих жилах течет кровь баронов, может отсечь ему голову.
— Ерунда! — в ярости крикнула Нира. — Чушь! Просто никто другой и не пробовал.
— Только наш сын…. когда-нибудь… — пробормотал Герд.
— Нет! — она метнулась к люльке и обняла ее, будто Герд собирался немедленно отправить малыша на бой.
"А меня отпустила с такой легкостью…" — с горечью отметил Герд.
— Не бойся, — сказал вслух. — Дравон сдохнет гораздо раньше — он такой старый.
И Герд зашагал к замку.
— Опаздываешь! — крикнул мясник и швырнул в корзину освежеванную тушу теленка.
— Опаздываешь! — повторил стражник и отворил огромную, обитую железом дверь.
Герд вошел, держа в руках корзину, и дверь за ним тут же затворили. Десять ступеней вели вниз. Десять потрескавшихся истертых ступеней. Сколько раз по ним волокли вниз корзины с только что забитой скотиной! Сколько кормлецов сменилось на этом посту до Герда. Умершего кормлеца не хоронят на кладбище. Его тело потрошат, и труп сжирает Дравон. Десять ступеней вели в огромную залу с каменным полом. Узкие окна с разбитыми витражами, остатки истлевших гобеленов на стенах, холодный зев камина. Вместо одной из стен безобразная дыра. А на каменном полу в луже собственной крови распластался Дравон. Жадный кривой рот полуоткрыт, обрубки изуродованных лап беспомощно дергаются. И он, Герд, пришел накормить Дравона. Он — кормлец.
Дравон лежал неподвижно и громко дышал. Внутри него что-то сипело и хлюпало. Под потолком суетились птицы, поселившиеся в пустых нишах, где прежде стояли статуи баронов. Герд ощутил странную тоску. Показалось невозможным расстаться со всем этим — полуразрушенным залом, птицами, Дравоном. Неужели наступит утро, когда ему не придется быть кормлецом? Не будет он больше спешить, заслышав призывный рев, не будет швырять зверю куски мяса, всякий раз стараясь поднести руку как можно ближе к разинутой пасти, после чего возникает странное ощущение, что чудище любит своего кормлеца — и только его одного. Герд испытал облегчение оттого, что в эту ночь Дравона все-таки не убили. Наверное, та жизнь, которая наступит после смерти Дравона, будет лучше. Сытнее, спокойнее и справедливее нынешней. Да, несомненно, жизнь будет лучше. Но найдется ли ему, Герду, место в этой жизни?
