Беккер насмешливо фыркнул:
— Выходит, заявись ты сюда со Старой Бетси, то могла бы стать верховным правителем своей планеты.
Старой Бетси он называл лазерную винтовку Надари.
— Реши я высадиться на моей планете, мне не позволили бы иметь при себе никакого оружия, кроме разве что кинжала, который я взяла из Храма, когда уходила.
— Но, с другой стороны, ты говоришь, что никто на планете не обладает более серьезным оружием, чем твой кинжал, — сказал Беккер, кивая в знак того, что теперь ему все понятно. — Это все упрощает. К тому же, детка, тебе вовсе не нужна лазерная винтовка. Я видел тебя в деле.
Надари состроила гримасу:
— Это верно, с тех пор как я покинула Храм, мне многому удалось научиться, но мои соплеменники столь же искусны в традиционных видах единоборств, как была я, когда покидала планету. И хотя после вербовки меня научили еще очень многому, сегодня я гораздо старше и реакция у меня уже не та.
— Ты, видимо, была чудесной крошкой, — сказал Беккер, — и провалиться мне на этом месте, если ты хоть когда-нибудь была круче, чем сейчас.
Надари не стала благодарить его за комплимент, а лишь с серьезным видом сказала:
— По отцовской линии во мне течет кровь жителей каширианских степей — района Макахомии, где живут лучшие на планете воины. В то время когда каширианцы не обороняются от кого-либо и не идут на кого-нибудь войной, их в качестве наемников приглашают другие племена. Девочек боевым искусствам обучают не столь усердно, сколько мальчиков. Однако моя мать — из племени фелихари, обитающего в макавитийских джунглях — еще одном районе Макахомии. Климат там жаркий и чрезвычайно влажный, поэтому жители тех мест сражаются с помощью не столько физической силы, сколько хитрости и изобретательности. Мою мать возвели в ранг верховной жрицы фелихари.
Пока Надари говорила, в сознании Акорны зримо вставали воспоминания, обуревавшие эту женщину: гладкие, словно полированные, листья цвета меди; слабо шевелящиеся в почти неподвижной, влажной духоте джунглей животные с пятнистыми или полосатыми шкурами, снующие по земле и взбирающиеся на деревья; ливни, внезапно начинающиеся и столь же неожиданно заканчивающиеся, потоки которых не сразу добираются до земли, пробивая себе путь сквозь густую листву. Храмы, украшенные изображениями котов с сонливыми мордами, которые подмигивают глядящим на них глазами из драгоценных камней. Мать Надари — прямая и гордая, как она сама, — разве что не такая высокая и более загорелая, одета в обычный для тех мест наряд, оставляющий большую часть тела открытой. Ее кожа медного оттенка, как и листья вокруг нее, блестит от влаги. Ее волосы цвета воронова крыла стянуты чем-то, что напоминает — но этого не может быть! — ожерелье из кошачьих глаз.
