— Извините. Такой день, захотелось по-приятельски…
— Я тебе не приятель!
— Все мы теперь друзья, иначе — зачем жить?
— Друзья! — фыркнул юноша, машинально нащипывая траву для новой сигареты. — Может быть, тогда, в семидесятом, они и были, но сейчас…
— Тысяча девятьсот семидесятый. Вы тогда, наверное, были ребенком. Масло в те времена упаковывали в ярко-желтую бумагу. «Детская радость» — Мыло Кларка в оранжевой обертке. «Млечный Путь»[1] — у тебя во рту целая Вселенная со всеми ее звездами, кометами и метеоритами. Славно…
— Ничего здесь нет славного, — юноша внезапно поднялся. — Ты что, больной?
— Я болен воспоминаниями о мандаринах и лимонах. А апельсины вы помните?
— Чертовски хорошо. Апельсины, черт побери. Ты ведь наврал, наврал? Тебе просто хочется, чтобы меня совсем скрутило? Ты что, спятил? Ты что, про закон не слыхал? Знаешь, куда я могу тебя отвести?
— Знаю, знаю, — ответил старик, пожав плечами. — Это на меня погода действует. Захотелось сравнить…
— Сравнить небылицы, вот как называют это в спецполиции, небылицы, слышишь — ты, старый приставучий ублюдок!
Он схватил старика за лацканы, так что они треснули, и закричал ему в лицо:
— А почему бы мне самому не вытряхнуть из тебя душу?! Я сидел, никого не трогал, я…
Он отпихнул старика. Потом, решившись, бросился на него, осыпая ударами, а тот стоял, словно под дождем в чистом поле, и почти не защищался. Парень мстил за сигареты, фрукты, сладости, и старик наконец упал, сбитый пинком. Тогда юноша оставил его и завыл в голос. Старик сел на земле, сморщился от боли, потрогал разбитые губы, открыл глаза и удивленно посмотрел на своего противника.
Юноша рыдал.
— Ну… Пожалуйста… — умоляюще прошептал старик.
Юноша заплакал еще громче, слезы так и лились из глаз.
— Не плачьте, — сказал старик. — Мы больше не будем голодать. Мы отстроим города. Послушайте, я вовсе не хотел вас расстраивать, я просто рассуждал: «Куда мы идем, что мы делаем, что мы наделали?» Вы не меня били. Вы хотели обрушиться на что-то другое, а тут я подвернулся под руку. Смотрите, я уже сижу. Со мною все в порядке.
Парень перестал плакать и уставился на старика. Тот силился улыбнуться окровавленными губами.
— Ты… ты больше не будешь приставать к людям! — сказал он. — Я найду кого-нибудь, чтобы тебя забрали!
— Подождите! — Старик приподнялся на колени. — Не надо.
Но юноша уже убежал, крича, словно безумный.
Скорчившись, старик ощупал ребра, заметил среди щебня свой окровавленный зуб, с сожалением потрогал его.
