Им помогают засыпать,
Я тоже деток уложу
И покачаю, и скажу:
"Усните, баюшки-баю!
Под колыбельную мою".
Я хотел бы провести параллель со стихотворением Уистена Одена с тем же названием "Колыбельная" (апрель 1972). Стоящее самым последним в его "Собрании стихотворений", оно представляет собой четыре больших строфы, кончающиеся рефреном: Sing, Big Baby, sing lullay. В нем так же, как Гаскойн, Оден на закате дня и жизни убаюкивает себя в сон и в смерть:
Сотри с лица заботу;
Твой круг дневной окончен,
Вся эта канитель
Оплаченные счета,
Отвеченные письма
И вынесенный мусор
Окончена. Ты можешь
Раздеться и свернуться,
Как устрица, в постели,
Где ждет тебя уют
И лучший в мире климат:
Спи, старичок, бай-бай!
Речь может идти даже не об одном, а о двух стихотворениях Гаскойна, стоящих за этим "бай-бай", - не только о "Колыбельной", но и о другом замечательном стихотворении - "Охота Гаскойна", в котором поэт глядит на себя, старого младенца, глазами умирающей лани:
Methinks, it says, Old babe, now learn to suck,
то есть она как будто говорит: учись сначала, старый сосунок. "Оld babe" Гаскойна и "Big Babe" Одена - практически одно и то же; по-видимому, Оден сознательно цитирует свои любимые стихи.
Поэты XX века охотно обращались к наследию елизаветинцев, причем каждый выбирал свое. Йейтс стилизовал свои названия под "Сборник Тоттела", Джойса влекло к Томасу Кэмпиону, Бродского - к Донну. Вероятно, существует и связь: Гаскойн - Оден. Не знаю, можно ли говорить о родстве душ, но трудно не заметить сходства их поэтик. Думаю, Оден целиком согласился бы с утверждением Гаскойна, что главное в стихотворении - "изобретение", some good and fine device.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Как матери своих детей
Кладут на мягкую кровать
И тихой песенкой своей
Им помогают засыпать,
Я тоже деток уложу
И покачаю, и скажу:
"Усните, баюшки-баю!
Под колыбельную мою".
Ты первой, молодость моя,
Свернись в калачик - и усни,
Надежд разбитая ладья
Уж догнила в речной тени;
Взгляни: сутулый и седой,
С растрепанною бородой,
Тебе я говорю: прощай,
Усни спокойно: баю-бай!
Усните, зоркие глаза,
Всегда смотревшие вперед,
Чтоб вас не обожгла слеза
Мелькнувших в памяти невзгод;
Зажмурьтесь крепче - день прошел;
И как бы ни был он тяжел,
Вас ожидает гавань сна,
И темнота, и тишина.
Усни и ты, мой дерзкий дух,
Не знавший над собой узды;
Жар прихотей твоих потух
И сумасбродные мечты;
Клянусь тебе, за эту прыть
Мне дорого пришлось платить;
