Если эта опора покачнется, мы потеряем главное, что имеем. Мы потеряем свою стихию.
- Ты уже оповестила Племена Дану[27]? – оборачиваюсь я к Мулиартех. Та лишь отводит глаза.
Не любит мать рода детей воздуха. Старые счеты, старые обиды. Войны, о которых даже море помнит смутно, – это ее войны. И сколько от тех воспоминаний ни отнимай, они все еще саднят.
- Бабуля… - шепчу я. – Они тоже в опасности. Воздушный океан в опасности. Ты же их знаешь, дурачков безбашенных… Они и так не очень-то разумны, одно название, что разумная раса!
- Нищему пожар не страшен, - резко произносит Мулиартех. – Наркодилеры они, эти ублюдки Дану. Все, поголовно.
Новое дело. И новый термин применительно к дружественно-враждебному племени.
* * *
- Наркодилеры? – в мозгу у меня проносятся образы убогих, изношенных существ, мечтающих об одном – чтобы окружающая действительность отступилась от них, схлынула, будто волна с избитой морем скалы – и никогда больше не возвращалась. Как-то не вяжутся эти преступные страдальцы с представлениями людей о Детях Дану, «самых красивых, самых изысканных в одежде и вооружении, самых искусных в игре на музыкальных инструментах, самых одаренных умом из всех, кто когда-либо приходил в Ирландию», если, конечно, не врут средневековые барды...
Ада смотрит на меня терпеливо-раздражительно. Ей хорошо удается эта противоречивая гримаса.
- Ты чем слушаешь, женишок? Я уж не спрашиваю, чем ты думаешь… Про что ни расскажи, все на род человеческий примеряешь. И даже не на реальный человеческий род, а на масс-медийный эрзац. Сколько же нам с тобой биться, чтобы ты на привычные вещи с другой стороны посмотрел? – вздыхает Ада. – Подумай о тех, для кого доставление и получение радости – предназначение и смысл жизни, а не противоправная деятельность, подлежащая искоренению… Дети воздуха наслаждение людям несут, понимаешь? Эйфорию, удовлетворение, кайф. Все то, о чем вы молите небеса, даже когда молчите, уткнувшись взглядом в носки собственных ботинок.
- По-твоему получается, эти… данайцы никакие не наркодилеры, а великие труженики! – усмехаюсь я. – Трудоголики.
- Правильно! – хлопает меня по плечу Ада. – Только для них доставить удовольствие – такой же кайф, как и для того, кого они осчастливили.
- Труд есть высшее наслаждение. Утопия в отдельно взятом воздушном океане. Вот теперь образ принимает гармоничные очертания. Значит, глейстиг несла счастье в массы… в массы меня, а вы ей помешали?
